Три Толстушки: Книга Нехилых Перемен
Шрифт:
– Господин Канатов! Если вы не хотите щадить себя, то подумайте о ваших родственниках, друзьях и близких! Для них утрата вас станет большим горем. Умоляю вас, не причиняйте им боль!
– Мои близкие – это три десятка шлюх из борделя на районе! Да пились они все ножовкой! Понял, мусорок языкастый?
– В таком случает, подумайте о тех людях, которые стоят на этой площади сейчас! Ваша гибель, произойдя на их глазах, неминуемо травмирует их психику! Проявите благоразумие и благородство!
– Плевать
Он был убит.
Один из полицейских держал пистолет, из которого шел голубой дымок. Он застрелил офицера.
– Прости, дружище, – сказал полицейский. – Но ты реально задолбал орать в свой матюгальник. У нас тут свободная страна – хочет человек с крыши прыгнуть, так не твое это собачье дело. Пусть прыгает на здоровье. И вообще, надоело мне с этими гражданскими цацкаться. Эй, ребятки, есть тут еще самоубийцы потенциальные? Налетай, у меня пуль для всех хватит!
Люди, отвлекшись от Канатова, молча смотрели на полицейского с обнаженным пистолетом и медленно пятились подальше от него.
– Что ты такое говоришь, брат?! – воскликнул другой полицейский. – Своими словами и действиями ты порочишь мундир и пачкаешь честь всей полиции!
– Да к черту твой мундир! – огрызнулся убийца офицера. – И честь можешь засунуть себе туда, где даже этот клятый фонарь-Звезда светить не будет.
– Но ты ведь давал клятву служить и защищать.
– Да, давал… – полицейский опустил глаза и пистолет. – Но в нашем городе все сплошь уроды, извращенцы, наркоманы и умственно неполноценные! Тут такое дерьмо творится, что сил больше нет его расхлебывать.
– На то нам и даны полномочия. Мы предостерегаем неосторожных, уберегаем небрежных, думаем за умалишенных. В этом наша задача и священный долг. Мы защитники и стражи порядка. Неужели ты забыл об этом, брат?
– Вот прямо сейчас стараюсь забыть раз и навсегда.
– Но ты ведь присягал на верность Трем Толстушкам…
– Да… помню тот день. Из их рук я получил свои первые погоны и жетон… Но… – полицейский закрыл лицо ладонью, чтобы никто не видел его слез. – Но это ничего не значит для меня больше!
– Правда? Ты уверен, брат?
– Да! То есть… – полицейский разрыдался в голос. – Я не знаю! Сегодня от меня ушла жена! Она сказала, что не может делить меня с этим проклятым городом и всеми его ублюдками. Она забрала с собой моих сыновей и дочку. Дочку, Карл! Ей было всего полтора года! После того, как жена сказала, что не собирается больше спать с таким грязным куском мусора, как я, малышка была моей единственной отрадой. Ты понимаешь, Карл?!
– Я понимаю, что у тебя выдался не лучший денек. Но тогда, вручая погоны и жетон, Три Толстушки доверили тебе самую важную
– Да… Черт… Боже… Что я натворил!
– Да здравствуют Три Толстушки! – закричали остальные полицейские.
Тут произошло такое, чего никто не ожидал. С крыши раздался сиплый вой артиста Канатова: «Вы там совсем опухли?! Я тут только что исполнил то мать его, что обещал! Я перешел по сраным тросам над гребаной площадью туда и обратно! Ага, два мать их раза! А вы, сучата, даже не смотрели! Хер вам всем, а не кайф! Обломитесь! Я ухожу! Такой дерьмовой публики я уж точно мать мою не заслужил!»
Круглая фигурка, стоящая на крыше, вытащила что-то из-под полы плаща. Раздался хлопок выстрела и звездный фонарь мгновенно потух.
Никто не успел сказать ни слова. Сделалось страшно темно и ужасно тихо, как в сундуке маньяка-потрошителя, где он хранит свои неспешно разлагающиеся трофеи.
В следующую минуту свысока послышался вопль: «Мать! Гребаный! Сука! Мизинец ушиб! Гадская темнота!». Затем последовал еще один выстрел и звон осыпающегося стекла. На темном куполе возникла бледная клякса. Все увидели кусочек неба с двумя маленькими звездочками. Потом в это пятно по фону неба с трудом протиснулась круглая фигурка, и было слышно, как кто-то, хромая и спотыкаясь, побежал по стеклянному куполу.
Артист Канатов покинул площадь Почти Всех Звезд, название которой было ему неприятно до крайности.
Таксисты больше других испугались выстрелов и внезапной темноты.
Машина, в которой сидел и ежесекундно все больше седел доктор Гаспарян, едва не опрокинувшись от крутого старта, рванула вперед. Испортив воздух, толстый чернокожий таксист резко крутанул руль и повез Сержа окольным путем, чтобы не стать свидетелем еще какого-нибудь большого события.
В конце концов, с трудом и многочисленными потерями пережив необыкновенный день и необыкновенную ночь, доктор Серж Гаспарян вернулся домой. Стиратель-пыли-с-комиксов, почтенный Иван Никитович, встретил его на крыльце. Он был очень взволнован. В самом деле: доктор так долго отсутствовал! А пропади он, где еще найти дурака, который платит за то, что с коллекции его допотопных комиксов время от времени смахивают пыль? Иван Никитович активно всплескивал руками, ахал, качал головой и ругался:
– Где же мой плащ? Профукали? Ах, доктор, доктор, чулок вы штопаный! Где же ваши линзы? И их прокакали? Ах, ах, мудло вы этакое!..
– Иван Никитович, я, кроме того, обломал оба каблука и лишился великолепного пистолета-пулемета и памяти… Хотя… Все вернулось! Как на вашу личность, Иван Никитович, глянул, так сразу и память вся восстановилась!
– Память-то хорошо, но вот остальное – оно хоть денег стоило. Ах, какое несчастье! Какой же вы… Даже определения подходящего найти не могу, чтоб вас случаем не обидеть! Хотя… ммм… Хер вялый!