Три товарища
Шрифт:
К моему удивлению, все здесь шло ходуном. Кругом суетились «маленькие люди» – ремесленники, рабочие, мелкие чиновники, было несколько проституток и сутенеров. Едва мы переступили порог, как нас остановил кто-то в грязных серых гамашах, сером котелке и обтрепанном сюртуке:
– Фон Билинг. Могу посоветовать господам, на кого ставить. Полная гарантия!
– На том свете будешь нам советовать, – ответил Густав. Очутившись здесь, он совершенно преобразился.
– Только пятьдесят пфеннигов, – настаивал Билинг. – Лично знаком с тренерами. Еще с прежних
Густав погрузился в изучение списков лошадей.
– Когда выйдет бюллетень о бегах в Отейле? – крикнул он мужчинам за стойкой.
– В пять часов, – проквакал клерк.
– Филомена – классная кобыла, – бормотал Густав. – Особенно на полном карьере. – Он вспотел от волнения. – Где следующие скачки? – спросил он.
– В Хоппегартене, – ответил кто-то рядом.
Густав продолжал листать списки:
– Для начала поставим по две монеты на Тристана. Он придет первым!
– А ты что-нибудь смыслишь в этом? – спросил я.
– Что-нибудь? – удивился Густав. – Я знаю каждое конское копыто.
– И ставите на Тристана? – удивился кто-то около нас. – Единственный шанс – это Прилежная Лизхен! Я лично знаком с Джонни Бернсом.
– А я, – ответил Густав, – владелец конюшни, в которой находится Прилежная Лизхен. Мне лучше знать.
Он сообщил наши ставки человеку за стойкой. Мы получили квитанции и прошли дальше, где стояло несколько столиков и стулья. Вокруг нас назывались всевозможные клички. Несколько рабочих спорили о скаковых лошадях в Ницце, два почтовых чиновника изучала сообщение о погоде в Париже, какой-то кучер хвастливо рассказывал о временах, когда он был наездником. За одним из столиков сидел толстый человек с волосами ежиком и уплетал одну булочку за другой. Он был безучастен ко всему. Двое других, прислонившись к стене, жадно смотрели на него. Каждый из них держал в руке по квитанции, но, глядя на их осунувшиеся лица, можно было подумать, что они не ели несколько дней.
Резко зазвонил телефон. Все навострили уши. Клерк выкрикивал клички лошадей. Тристана он не назвал.
– Соломон пришел первым, – сказал Густав, наливаясь краской. – Проклятье! И кто бы подумал? Уж не вы ли? – обратился он злобно к «Прилежной Лизхен», – Ведь это вы советовали ставить на всякую дрянь…
К нам подошел фон Билинг.
– Послушались бы меня, господа… Я посоветовал бы вам поставить на Соломона! Только на Соломона! Хотите на следующий забег?..
Густав не слушал его. Он успокоился и завел с «Прилежной Лизхен» профессиональный разговор.
– Вы понимаете что-нибудь в лошадях? – спросил меня Билинг.
– Ничего, – сказал я. – Тогда ставьте! Ставьте! Но только сегодня, – добавил он шепотом, – и больше никогда. Послушайте меня! Ставьте! Неважно, на кого – на Короля Лира, на Серебряную Моль, может быть на Синий Час. Я ничего не хочу заработать. Выиграете – дадите мне что-нибудь… – Он вошел в азарт, его подбородок дрожал. По игре в покер я знал, что новички, как правило, выигрывают.
– Ладно, – сказал я. – На кого?
– На кого хотите… На кого хотите…
– Синий Час звучит недурно, – сказал я. – Значит, десять марок на Синий Час.
– Ты что, спятил? – спросил Густав.
– Нет, – сказал я.
– Десяток марок на эту клячу, которую давно уже надо пустить на колбасу?
«Прилежная Лизхен», только что назвавший Густава живодером, на сей раз энергично поддержал его:
– Вот еще выдумал! Ставить. на Синий Час! Ведь это корова, не лошадь, уважаемый! Майский Сон обскачет ее на двух ногах! Без всяких! Вы ставите на первое место?
Билинг заклинающе посмотрел на меня и сделал мне знак.
– На первое, – сказал я.
– Ложись в гроб, – презрительно буркнул «Прилежная Лизхен».
– Чудак! – Густав тоже посмотрел на меня, словно я превратился в готтентота. – Ставить надо на Джипси II, это ясно и младенцу.
– Остаюсь при своем. Ставлю на Синий Час, – сказал я. Теперь я уже не мог менять решение. Это было бы против всех тайных законов счастливчиков-новичков.
Человек в фиолетовой рубашке протянул мне квитанцию. Густав и «Прилежная Лизхен» смотрели на меня так, будто я заболел бубонной чумой. Они демонстративно отошли от меня и протиснулись к стойке, где, осыпая друг друга насмешками, в которых все же чувствовалось взаимное уважение специалистов, они поставили на Джипси II и Майский Сон.
Вдруг кто-то упал. Это был один из двух тощих мужчин, стоявших у столиков. Он соскользнул вдоль стены и тяжело рухнул. Почтовые чиновники подняли его и усадили на стул. Его лицо стало серо-белым. Рот был открыт.
– Господи боже мой! – сказала одна из проституток, полная брюнетка с гладко зачесанными волосами и низким лбом, – пусть кто-нибудь принесет стакан воды.
Человек потерял сознание, и я удивился, что это почти никого не встревожило. Большинство присутствующих; едва посмотрев на него, тут же повернулись к тотализатору.
– Такое случается каждую минуту, – сказал Густав. – Безработные. Просаживают последние пфенниги. Поставят десять, хотят выиграть тысячу. Шальные деньги им подавай!
Кучер принес из табачного киоска стакан воды. Черноволосая проститутка смочила платочек и провела им по лбу и вискам мужчины. Он вздохнул и неожиданно открыл глаза. В этом было что-то жуткое: совершенно безжизненное лицо и эти широко открытые глаза, – казалось, сквозь прорези застывшей черно-белой маски с холодным любопытством смотрит какое-то другое, неведомое существо.
Девушка взяла стакан и дала ему напиться. Она поддерживала его рукой, как ребенка. Потом взяла булочку со стола флегматичного обжоры с волосами ежиком:
– На, поешь… только не спеши… не спеши… палец мне откусишь… вот так, а теперь попей еще…
Человек за столом покосился вслед своей булочке, но ничего не сказал. Мужчина постепенно пришел в себя. Лицо его порозовело. Пожевав еще немного, он с трудом поднялся. Девушка помогла ему дойти до дверей. Затем она быстро оглянулась и открыла сумочку: