Три твоих имени
Шрифт:
Коля-дурачок живет неподалеку и очень любит приходить в детдом. Иногда он играет с малышами — сам как маленький.
Он может показаться некрасивым, но если к его лицу привыкнуть, то оно смешное. У Коли-дурачка большой овальный подбородок, и он втягивает нижнюю губу в рот, так что кажется, будто это специальная рожа, чтоб рассмешить собеседника. Но Коля-дурачок все время так ходит.
По субботам он играет с нашими мальчишками в футбол. Они любят ставить его на ворота, потому что Коля такой огромный, что занимает
А вот говорит он неразборчиво. Как будто у него в голове вата, а во рту горячая каша.
Наша кастелянша, тетя Надя, говорит, что он не сумасшедший, а блаженненький. Я не знаю, что это значит, но звучит гораздо лучше. Сумасшедший — злое слово. А блаженненький — мяконькое.
Еще Коля все время путает имена. Он уже сто раз знакомился с мальчишками, и все равно, когда ему надо позвать кого-то, он говорит:
— Эй, эй, мальчик!
Коля точно знает только двух человек в нашем детдоме.
Первый человек — это наша воспитательница Вера Петровна.
Коле как-то так удается угадать — он никогда не заходит внутрь корпуса, если в нашей группе дежурит не Вера Петровна. Словно у него в голове календарик, в котором точно отмечено, когда она, а когда другие.
И вот он идет по коридору, звеня своими банками, прямо в нашу группу. И находит там Веру Петровну.
Коля говорит ей:
— Петровна! Дай десять рупчиков!
— Коля, — отвечает строго Вера Петровна, — десять рублей — это деньги. Деньги надо заработать!
— Давай, я заработаю, — радостно улыбается Коля.
И тогда повторяется одно и то же. Вера Петровна дает ему горсть гвоздей и молоток и говорит:
— Вот, Коля, забьешь эти гвозди — и заработаешь десять рублей.
Коля радостный идет по коридору назад, останавливается у каждой двери и забивает в косяки по два-три гвоздя.
А потом приходит к Вере Петровне и показывает ей пустые руки:
— Только молоток остался, Петровна! Коля всю работу сделал!
И Вера Петровна дает ему десять рублей. А потом берет плоскогубцы, проходит везде, где Коля поработал, и вынимает гвозди.
Так повторяется раза два в месяц.
Новенькая воспитательница соседней группы Колю боится.
— Как это вы психу даете молоток, Вера Петровна! А если он… По голове кого-то этим молотком отоварит?
— Голубушка моя, если б Коля захотел кого-то ударить, он и без молотка бы прекрасно справился — видали, какие у него руки? Но вы не бойтесь, Коля не злой.
Я тоже верю, что Коля никого не обидит. Никогда.
Мы с ним почти что дружим. Ведь второй человек, которого Коля знает в детдоме, — это я.
Правда, что меня зовут Маргарита, он тоже не помнит. Он повторяет невнятно: Мого-лииита.
И мое имя тут же выветривается из его мозгов.
Но он говорит:
— Ой, вон моя золотая идет! Здравствуй, золотая!
Я понимаю, что он запомнил меня потому, что я рыжая. И мне немного смешно, что такой человек, как Коля, нежно ко мне относится. Например, он приносит мне какие-то сухие травки и веточки, а в прошлом году наломал и принес такую охапку сирени, что ее пришлось оставить ночевать в столовой: Вера Петровна сказала, что если мы поставим цветы в спальне, у нас разболится голова.
Я не знаю, сколько Коле лет — может быть, тридцать, а может быть и пятьдесят.
Но однажды Колю-дурачка не пустили в корпус. Шуганули от самого порога. Он не понял, обиделся, почти заплакал.
Хорошо, Вера Петровна была рядом.
— Не ходи туда, Коля, — сказала она. — А то к нам телевидение приехало. Смотри, заснимут тебя в телевизоре, и придется тебе все время у них сниматься.
— А когда же мне? Я занят! — важно сказал Коля.
— Вот именно, — погладила его по плечу Вера Петровна. — Сиди тут, на скамеечке, если хочешь, а внутрь не лезь.
Был март, и Коля мог замерзнуть на скамеечке, но раз ему велели сидеть — он и сидел послушно.
А к нам в самом деле приехало телевидение.
Оно приехало снимать одного из детей, чтоб показать всей стране. Может быть, кто-то захочет взять этого ребенка себе.
Сначала журналистка с телевидения приехала к нам без всяких камер. Она пришла к директору и спросила — кого из детей можно было бы снять в их передаче.
А директор ответила:
— Идите в любую группу, выбирайте любого ребенка. Я не стану вам никого называть.
И журналистка Света пошла в нашу группу. И там ей понравилась Татьяна Игнатова.
— Понимаете, — объясняла она Вере Петровне, — понимаете, маленьких ведь и так берут. А мы покажем в своей передаче взрослого ребенка. Вот — десятилетнего. Вдруг найдется кто-то и возьмет себе большого ребенка?
— Я понимаю, — кивала Вера Петровна.
Татьянка — она у нас красивая. Волосы у нее русые, глаза карие, румянец во всю щеку. И ростом она как фотомодель — почти с меня. Правда, это не только потому, что она высокая, но и потому, что у меня роста не хватает. Никто не верит, что я уже в седьмом классе.
В общем, выбрали ее.
Ну и хорошо, что не меня.
Не хочу я больше никакой семьи. Тем более, я и не красивая. Как меня по телевизору показывать? Я, во-первых, рыжая, а во-вторых, глаза у меня разные. И уши еще.
А через несколько дней приехало телевидение. Они протянули везде какие-то провода, поставили камеру на такую специальную трехногую подставку и начали все снимать. Комнату, где Татьянка живет, нашу столовую, потом Татьянка должна была рассказывать о себе, и Вера Петровна тоже должна была что-то сказать. Про то, какая Татьянка добрая и хорошая, какая из нее дочка получится.