Три века с Пушкиным. Странствия рукописей и реликвий

В оформлении книги использованы портреты, гравюры и фотографии из собраний Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, Всероссийского музея А.С. Пушкина, Государственного музея А.С. Пушкина, Литературного музея А.С. Пушкина (Вильнюс), Государственной Третьяковской галереи, частных коллекций.

Все цитаты в книге приводятся с сохранением орфографии и пунктуации оригинала.

Названия фондов даны по задумке

На обложке книги представлена картина заслуженного деятеля искусств Н.П. Ульянова «Пушкин за рабочим столом» (1936).

На титуле представлена картина народного художника Российской Федерации Б.А. Диодорова «Пушкин в Погорелом Городище» (2021).

Кажется, жизнь Александра Пушкина известна не только по месяцам, дням, но даже и по часам. И всё же есть место открытиям и новым находкам. Свидетельство тому – эта книга, которую вы, дорогой читатель, держите сейчас в руках. Стоит её раскрыть, чтобы убедиться: многое, что рассказано в ней, прозвучит впервые.

Исторические открытия свершаются ныне, как правило, в архивах – и не только в государственных, но и в частных, фамильных. Архивные тайны – не фантазии, они реально существуют. Словно в доказательство собрания древних раритетов, подобно Балтийскому морю, время от времени «выплескивают» на отмели янтарные «самоцветы»: неведомые рукописи, письма, документы… Архивы обладают невероятной магической силой. Власть подлинного документа завораживает.

Архив не отпускает, он, как живое существо, подбрасывает новые загадки, поддразнивает, увлекает в свои дебри, кружит. И не сойти, не свернуть с архивной тропы… В собрании древностей можно увязнуть или «зарыться», по признанию самого Пушкина, на месяц, а то и на полгода!

Архивы схожи с античными Помпеями: свои раскопки, свои археологи-архивисты и огромный нетронутый исторический пласт! Ведь и древний город, погребённый под пеплом на целые тысячелетия, откопан всего лишь на треть. И как тут не вспомнить Пушкина, его шутливое признание жене: «Жизнь моя пребеспутная! Дома не сижу – в Архиве не роюсь». Замечу, поэт пишет слово «архив» уважительно, с прописной буквы!

Важно, сам Пушкин ценил магию неведомого подлинника: «Всякая строчка великого писателя становится драгоценной для потомства. Мы с любопытством рассматриваем автографы, хотя бы они были не что иное, как отрывок из расходной тетради или записка к портному об отсрочке платежа. Нас невольно поражает мысль, что рука, начертавшая эти смиренные цифры, эти незначащие слова, тем же самым почерком и, может быть, тем же самым пером написала и великие творения – предмет наших изучений и восторгов».

Знаковое откровение! Древняя грамота, летописная страница или стародавний царский указ – для поэта «предмет… изучений и восторгов».

Вспомним, как посмеивался Пушкин над иностранцами-дилетантами, писавшими о незнаемой ими русской жизни. Даже над любимым Байроном: его герой едет русской зимой «в Петербург в кибитке, беспокойной повозке без рессор, по дурной, каменистой дороге». И справедливо пенял знаменитому шотландцу, никогда не видевшему России: «Зимняя кибитка не беспокойна, а зимняя дорога не камениста». Потому-то Пушкин и отправился в Погорелое Городище, чтобы воочию увидеть край земли, соединённый с судьбой одного из его предков.

История та восходит к XVII веку, к Смутному времени. В декабре 1826-го по пути в Москву Пушкин посетил небольшое селение Тверской губернии Погорелое Городище. Поэт заехал в старинный посад, который некогда оборонял Гаврила Пушкин, с целью разыскать фамильные документы, уцелевшие с тех далёких времен. В 1617 году, когда войска польского королевича Владислава в большой силе подступили к крепости Держиславль (так тогда именовался посад), воевода Гаврила Пушкин приказал её сжечь, но не оставлять полякам. Грамота, найденная поэтом, была жалована Михаилом Фёдоровичем, первым царём из Дома Романовых, в 1621 году и освобождала жителей сгоревшего посада от податей.

«Нашед в истории одного из предков моих, игравшего важную роль в сию несчастную эпоху, я вывел его на сцену, не думая о щекотливости приличия… но безо всякой дворянской спеси» – так писал поэт о своём именитом предке в черновых набросках задуманного им предисловия к «Борису Годунову». Воеводе Пушкину суждено было стать одним из героев трагедии, имевшей небывалый успех: «Он был всем, чем угодно, даже поджигателем, как это доказывается грамотой, которую я нашёл в Погорелом Городище – городе, который он сжёг…»

Ставшие хрестоматийными пушкинские строки: «Гаврила Пушкин – один из моих предков, я изобразил его таким, каким нашёл в истории и в наших семейных бумагах. Он был очень талантлив – как воин, как придворный и в особенности как заговорщик».

Не случайно Александр Сергеевич как-то признался: «Я чрезвычайно дорожу именем моих предков, этим единственным наследством, доставшимся мне от них». И столь же светлое незапятнанное имя, как нетленное достояние, мыслил передать будущим потомкам. Пушкин пытался прозреть их будущность, надеясь и веруя, что та, «веков завистливая даль», будет ясной и безоблачной.

Не случилось. Судьбы детей, внуков и правнуков поэта сложились подчас трагично. Как трагичен был и сам ХХ век, выпавший на их долю. Но важно, никто из них не посрамил память великого предка, никто не отрёкся, даже в изгнании, от любви к нему, а значит – к России.

Летом достопамятного XVII в Лопасне приключилась история, коей суждено было войти первой строкой в летопись Пушкинианы ХХ столетия! Как ни парадоксально, но свою лепту в «находку века» внесли обыкновенные… канарейки.

Заповедная усадьба Лопасня-Зачатьевское, входящая ныне в подмосковный Чехов, имеет свою давнюю историю. Возведённый в середине XVIII века в стиле барокко усадебный дом, окружённый чудесным ландшафтным парком с живописными каскадными прудами, принадлежал некогда генералу Николаю Васильчикову, герою войны 1812 года.