Три вещи и одно дело
Шрифт:
Тем временем, Клавдия Петровна уже сделала два оборота ключа и открыла дверь своей квартиры.
– Ну и вонь – отметил я про себя.
Квартира не отличалась особым убранством. Небольшая кухня, одна комната, сортир. Вот и все. Я уже было собирался уходить.
– Погоди. Помоги мне с телевизором. А я пока чайку нам сделаю. Выручи старую, посиди со мной немного.
Делать нечего. Пошел я в комнату, возиться с телевизором. И так к нему подошел, и с другой стороны. Вижу – никак. Плюнул, пошел на кухню.
– Ну как? Починил уже?
– Угу
– Вот спасибо, а то мой сына не часто ко мне заглядывает. Я тут совсем одна. Даже, вон, телевизор починить некому. Зачем я его только растила, а? Не телевизор, сына. Другое дело – ты. Такой галантный, и пакеты донести помог, и телевизор сделал. Дай я тебя расцелую.
– О боги. – я с силой рванул вперед и увернулся от сложённых в трубочку губ.
– Ну не хочешь целоваться, как хош. Садись, чай пить будем.
– Да мне уже идти пора. Но все-таки, если вы хотите чем-то мне отплатить.
– Ах ты поганец. Денег хочешь? Вот тебе – она скрутила фигу – вот, а не мои похоронные.
– Да нет же, нет. У вас случайно крысиного яда нет?
Ее лицо исказилось хищной улыбкой
– А, чего сразу не сказал. Этого добра навалом. Погоди-ка…
Она ловким, совсем не погодам, движением, вскочила на табуретку и полезла куда-то на антресоли.
– На, лови.
Прямо в руки упала пачка с большой черной надписью:
РОСХИМСТРОЙ: ЯД КРЫСИНЫЙ. Держать в недоступном для детей месте.
– Благодарю. Всего доброго.
– Ага, давай давай, увидимся еще.
Я ловко выскочил за дверь и полетел вниз по лестнице прочь от злополучной старушки. Последним ее словам он не придал никакого значения.
Свобода! Так упоительна после духоты совдеповских квартир. Я бодрыми шагами шел обратно, к дому, проносясь мимо кавалькад пятиэтажек, мимо ажурных балкончиков, мимо палисадников, прохожих и скверов мимо… Мне в голову пришла мысль. Или нет, лучше! Идея. И я жаждал ее осуществления. Я понял, что вся моя сознательная жизнь свелась именно к этой идее. И ей стоит, определенно стоит осуществиться. К слову сказать я жил в не менее живописном месте, чем Клавдия Петровна. Путь к моему дому напоминал восхождение на гору. Дорога просто напросто постоянно шла вверх. Все выше и выше. Я взобрался по бетонным плитам, по обломкам лестниц, мимо причудливых сооружений из арматуры и мусорных баков. Даже эти серо-зеленые глыбы в этот день казались какими-то загадочно-романтичными. По ним вился, к тому же очень изящно, дикий плющ, делая их немного подобным древнегреческим амфор. Но я этого всего не видел, я открыл дверь своей квартиры и с треском ее захлопнул. Дома никого. Лучше не придумаешь. Квартира у меня была не в старом доме, этот возвели во время последней волны застройки. Дешевый, но эффектный евроремонт. Если бы за ним следили, может, он выглядел бы не так убого, но это был максимум того, на что были способны хозяева квартиры. Квартира была съемная. И в этой съемной квартире была съемная кровать, на которую я кинул свои штаны и майку. Съемная газовая плита, которую я зачем-то включил. И съемная ванная, в которую я набирал воду. Да, что может быть лучше холодной бодрящей ванны в конце сложного дня, наполненного такими неприятными встречами. Ванная комната кстати была не совсем обычной. Она была выработана в греческой манере. На кафельной плитке располагался, не хуже, чем на древних фресках, Парфенон. Памятник античной культуры на вершине афинского Акрополя.
Я взял бритву и достал из нее лезвия.
Главный храм древних Афин, посвященный образу Афины, которая издревле считалась покровительницей этого величественного города.
Я взял лезвия бритвы и тонкими красными строчками нарисовал у себя на запястьях незамысловатые параллельные узоры. Волна облегчения. Проделываю ту же процедуру со второй рукой. Струйки красных чернил стекают в холодную воду и распадаются в ней на мимолетные облака розовой пыли.
А Парфенон оставался храмом для почитателей Афины еще более 1000 лет. После разграбления Афин при патриархе Павле Третьем он был перестроен в храм святой Софии.
Которая вряд ли бы одобрила то, что я вытворял. А я, тем временем, ничего не стесняясь, закинул в рот добрый десяток таблеток из пачки РОССТРОЙХИМа и стал ждать.
Снаружи Парфенон был окружен прекрасными нимфами, которые что-то, по всей видимости, пели и играли на арфах. Обнаженные тела прятались в тенях деревьев и забавно переплетались между собой. Некоторые особенно любопытные девицы заглядывали в стоящие рядом с амфорами и черпали из них молодое вино с местных виноградников. Мне это напомнило тот плющ, стелющийся рядом с моим домом. Да, чудесно…
Глава 3. Три вещи и одно дело
– Эй, подъем!
Голова еще гудела. И невыносимо хотелось пить. Во рту еще стоял привкус таблеток мышьяка. Я открыл глаза. Картинка перед глазами была размыта. Божечки, да когда ж это закончится, а?
– Сколько пальцев видим?
– Что… что ты сделала?
– Привела тебя в чувства. Ну как, охота умирать уже отпала, или повторить?
– Не надо, было больно. Ты чем-то ударила меня? Я не видел, чтобы ты замахивалась. Но, должен признать, удар у тебя отменный.
– Ты смешной. Ты мне нравишься. Даже стал немного симпатичнее. Свинец делает из парней настоящих джентельменов.
Я понял, что произошло, и пощупал макушку. На пальцах остался пороховой след.
– Какой калибр ?
– Девять миллиметров. Но ты быстро очухался. Обычно это занимает больше времени.
– Обычно?
– Ну, у других. Но ты же у нас особенный, да?
Она посмотрела на меня и я смог рассмотреть ее ближе. У нее были поистине аристократичные черты лица. Свет причудливо играл на радужной оболочке ее глаз, а в зрачках, казалось, и вовсе можно было утонуть. Рыжие пряди волос падали на ее белые плечи вызывая какое-то забытое чувство, родом откуда-то из детства. Мной одновременно овладели несколько противоположных по своей природе желаний. Во мне смешались злость, восхищение, удивление. Я хотел ее. С другой стороны, я боялся приблизиться к ней, потому что не знал, чего ждать от нее в следующий момент. Одним словом, роковая женщина.
– Ладно, пора отсюда выбираться.
– Да? И ты знаешь, как это сделать? Удиви.
– Я сплю. Я точно сплю. И мне нужно проснуться. Может, здесь не работает огнестрельное оружие. Но никто же не отменял другие способы.
– Например?
– Вопрос странный, конечно. Но у тебя не найдется таблеток каких-нибудь? Любых, главное – сильнодействующих.
– У меня такого не водится. Но могу спросить у Роналда.
– Это еще кто?
– Эксперт, который тебе нужен. – она выделила букву “Э” ударением
Я, неожиданно для себя, бодро встал с земли, отряхнулся, почесал еще раз невероятно зудевшую макушку.
– Где его можно найти – почти безумно спросил я.
– Пошли, провожу тебя. Бедолага.
Мы направились в неизвестном мне направлении. Погода за время нашего разговора и моей отлежки никак не изменилась, солнце по-прежнему выглядывало из-за туч и нежило в своих лучах поднимаемые ветром волны травы. Всю дорогу мы молчали. Я подумал, что она на меня обиделась. Хотя по логике обижаться здесь должен был только я. Она, в конце концов, стреляла в меня. И мне казалось, ей было не меньше моего обидно, что это не сработало… Через десять минут ходьбы на горизонте завиднелась точка. По мере приближения она увеличивалась и стало ясно, что это многоэтажное здание, высотой в 10 этажей. Выкрашенное в розовый цвет, оно смотрело на нас двумя рядами одинаковых пустых окон. Хотя на некоторых стояли симпатичные горшочки с цветами. Квартира в таком доме – типичная мечта русского эмигранта в Америке. Под верхними карнизами висели бельевые веревки. На них лежал молодой человек лет 20 и весело посвистывал какую-то песенку.