Три вокзала
Шрифт:
— Я думал, что в клубе не разрешается носить оружие.
— Только Саше и его парням, — пояснила Аня. — Это его клуб. Он может устанавливать любые правила.
Во время перерыва Ваксберг произнес удивительно сердечную речь о бездомных детях.
— До сорока тысяч детей живут на улицах Москвы. Нет точных данных, — заметил он. — Большинство бежало из дома: мальчики и девочки с пяти лет предпочитающие улицу — семье, разрушенной алкоголем, жестокостью и насилием. Зимой они замерзают до смерти, прячутся в заброшенных домах; выживают, занимаясь
Снова закрутились диски, застучал безжалостный ритм музыки.
— Они не услышали ни слова, — вернувшись, сказал Ваксберг. — Они могут только без конца хлопать в ладоши, словно я общаюсь с цирковыми тюленями.
Аня запечатлела поцелуй на щеке Ваксберга:
— Именно за это я люблю вас, потому что вы — честный.
— Только рядом с вами, Аня. Со всеми остальными я лгу и придумываю — это ужасно, — и так думает следователь Ренко. — Но я бы умер, если бы не делал этого.
— А в чем проблема? — спросил Аркадий.
— Саше угрожают. Я имею в виду больше обычного, — сказала Аня.
— Ну, тогда, возможно, ему лучше не высовываться, вместо того, чтобы устраивать вечеринку и приглашать тысячу гостей.
Аркадий не чувствовал жалости к миллиардеру. Хотя человеку, который выглядел таким истощенным, как Ваксберг, можно было посочувствовать. Он все больше и больше оказывался в тени — тяжело опущенные плечи, вымученная улыбка. Он был главой «Группы Ваксберг», международной цепи казино и курортов. Аркадию казалось, что Саше Ваксбергу должна помогать армия адвокатов, бухгалтеров, крупье и поваров, а не журналистка, почти уже уволенный следователь, единственный телохранитель и пьяный карлик. Это невероятное падение. Ведь Ваксберг был одним из последних олигархов первой волны. У него все еще было состояние и связи, но каждый день его предприятия закрывали. Его положение становилось хуже и хуже. Все это было написано у него на лице.
Свет в зале приглушили, а, когда включили снова, танцовщицы клуба «Нижинский» стояли в платьицах с обнаженным топом, обшитых тесьмой, коротких юбках, в перьях и высоких гольфах. Глаза выделены тушью, белые и красные румяна наложены кругами, почти как у клоунов. Иными словами — настоящие малолетние проститутки.
— Готовы? — звезда тенниса пригласила всех поприветствовать актеров, взмахнув сценарием.
Танцовщицы приняли балетные позиции. Конечно, это не кордебалет из Большого, но кое-какие балетные па были им известны.
— Первая позиция! — скомандовал теннисист.
Первая балерина приняла позицию — соединила пятки, носки врозь, руки — на уровне талии.
— Я знаю, как это бывает. Каждая девочка сначала немного учится балету. Потом фигурное катание, потом — секс, — заметила Аня.
— Вторая позиция!
Следующая девочка расставила ноги и подняла руки на уровне плеча.
— Третья позиция!
Третья девочка
— Пятая позиция!
Ноги — скрещены, левая нога касается правого подъема. Обе руки подняты.
— А где же четвертая позиция? — Аня с удивлением обратилась к Ваксбергу.
Некоторые зрители решили, что теннисист просто ошибся, и стали кричать:
— Хотим четвертую позицию!
Зал подхватил их крики, игриво, но настойчиво притопывая, все скандировали:
— Хотим четвертую! Хотим четвертую!
Теннисист расплакался.
— Эх, — вздохнул Ваксберг, — снова этот Уимблдон… Я должен это исправить.
Ваксберг шел к сцене в свете юпитера, освещавшего путь. Пока он шел, Аркадий наблюдал его преображение — из проигравшего человека он превращался в энергичного, готового действовать Сашу Ваксберга. Он поднялся на сцену и взял микрофон. У этого человека есть чувство сцены, думал Аркадий. Зал продолжал скандировать, но его появление заставило всех замолчать. Он улыбнулся.
— Вы хотите увидеть четвертую?
— Да!
Он снял пиджак и передал его теннисисту.
— Не слышу. Правда, хотите увидеть четвертую?
— Да!
— Слабый ответ. Просто позор городу Москве. Последний раз спрашиваю, хотите увидеть четвертую позицию?
— Да-а-а!
Ваксберг выглядел невозмутимым. Он отставил правую ногу на носок, левая — опорная — сзади, левая рука — на талии, правая — поднята в позиции триумфа — grace.
Реакция зала — общее потрясение и восхищение. Неужели Саша Ваксберг просто паясничает? Приняв и переварив шутку, первыми откликнулись «старые львы» с верхних рядов, затем волна аплодисментов прокатилась по всему залу. — Браво! Бис! — вспыхнул зал.
— Он, что, еще и комик? — спросил Аркадий.
— У него есть еще несколько неожиданных трюков. Когда сегодня вечером гости будут возвращаться с аукциона, они, возможно, будут говорить о «Бугатти» для него и «Булгари» для нее, но, будьте уверены, они также будут говорить о невероятном Саше Ваксберге.
— Он всегда был удачливым и знал, что делать.
— Удача не имеет к этому никакого отношения.
Уже через секунду Аркадий разгадал послание.
— Вы имеете в виду, что это было срежесированно? Вся программа? Даже слезы теннисиста? Как он мог додуматься до этого?
— Потому что он — Саша Ваксберг. И… Дайте-ка мне снова взглянуть на фотографию.
Ваксберг раскланивался. Аня изучала фото. Тушь и румяна, размазанные по лицу, не могли скрыть красоту мертвой девушки, ее немигающие глаза, казалось, смотрели куда-то вверх — наверное, следили за облаками.
— Так, это — Вера, — вскрикнула Аня, подавшись вперед. — Это — отсутствующая балерина.
— Фамилия Веры?
— Я не знаю.
— Вы же пишите репортажи. Может, она есть у вас в записной книжке.