Три времени Сета
Шрифт:
— Нет, не припомню, — покачал головой Кармио Газа. Лица обоих гостей вытянулись.
— Не припомню, — продолжил купец, — поскольку почтенный сей муж умер, когда я был еще весьма юн. Да я и не видел его никогда.
— Но ты получал от него наследство? — сделал стойку рыжий.
— Да, сын. Я получил мешок с золотыми фигурками и кипу его папирусов. Увы, не смог разобрать в них ни слова… А почему сие интересует вас, друзья?
— Сие не интересует, отец. Только одно… Была ли там, среди золотых фигурок, такая группа — пастушка с корзиной яблок и две овцы при ней?
— Была.
— Нет! Покажи сейчас!
— Пастушку покажу. Что же касается овец… Их украли. И украли довольно давно.
— Я знаю. Ну покажи нам пастушку, отец!
— Погоди, — поднял руку Конан. — Скажи, достопочтенный, а кто украл твоих овец, тебе известно?
— Конечно, — пожал плечами уже начавший вставать купец. — Он продавал в Куше и Дарфаре мои зеркала, но неудачно… Его зовут Свилио, он…
— Искалеченный в боях Свилио?! — возбужденно воскликнул Висканьо, подпрыгивая на скамье.
— Да. Так называется трактир, который содержит его брат.
— Так это он украл у тебя овец?
— Он всегда был нечист на руку, Виви… О-о-о, прости старика, я не хотел обидеть тебя…
Рыжий побагровел, спрятал глаза. Конан, усмехнувшись, хлопнул его по плечу и благодушно сообщил Кармио:
— Он уже не такой, что прежде. Верно, приятель?
Висканьо кивнул, все же не решаясь поднять голову и посмотреть в глаза отцу.
— Вот и хорошо. А теперь, сын, я принесу пастушку.
Улыбнувшись Конану, купец легко поднялся и исчез за дверью.
— Значит, прохвост Свилио упер наших овец у твоего отца… — задумчиво пробормотал варвар. — Но он их продал. Кому? Может, Кармио знает?
— Откуда ему знать… — буркнул рыжий. — Да и нам придется попрощаться с овцами…
— Почему это?
— Помнишь, что сказал кривоногий слуга? После боя с зингарцами Свилио лишился рассудка… Что он может рассказать нам?
— Что-нибудь да расскажет, — самоуверенно заявил Конан. — Клянусь Кромом, я найду овец, даже если для этого мне придется открутить недоумку Свилио его вторую руку.
— Ах, Конан…
— Ах, Конан! — передразнил киммериец Виви.
Настроение у него было отличное. Пожалуй, за последнюю луну он впервые чувствовал себя таким легким, почти что невесомым. Талисман перестал его злить, разве что совсем немного раздражал, а грядущее раскрытие тайны и главное — поиск покупателей овец — заставляло его сердце сладостно замирать.
Едва только в дверях показался Кармио Газа, держащий в правой руке нечто блестящее, как Висканьо вскочил, опрокинув бутыль немедийского вина, кинулся было к отцу, но остановился, удерживаемый мощной дланью варвара. Тот сидел недвижимо и в лице совсем не изменился — Виви с завистью посмотрел на него, пораженный таким самообладанием, и тоже сел.
— А вот и пастушка, — с улыбкой объявил купец, протягивая киммерийцу маленькую золотую фигурку.
Конан взял ее двумя пальцами, рассмотрел, фыркнул. Пастушка и в самом деле оказалась невелика, в половину его ладони. На месте глаз ее были искусно вделаны крошки неизвестного самоцвета, создающие впечатление лукавого искрящегося
Затаив дыхание, разглядывал фигурку Виви. Именно такой он и представлял себе пастушку, и именно такой она виделась ему во сне, когда метала яблоки в звезды.
— Эту вещицу сделал знаменитый когда-то в Стигии мастер Хатхон, — счел нужным пояснить старик. — Я носил ее ювелиру, и он обещал мне за нее хорошие деньги… Но как я могу продать память!
— Тебе так дорога память о Баге Левене? — разочарованно протянул Висканьо, отрываясь от пастушки.
— Конечно! Ведь это мой единственный родственник! К тому же он — почетный гражданин Шема! — Кармио Газа окинул взглядом враз помрачневшие лица варвара и талисмана. — Но… Если вам, друзья, так нужна сия безделица… Возьмите!
— Ты… Ты даришь ее нам? — изумился Виви.
— Дарю. Я стар, и на Серых Равнинах, куда мне предстоит уйти в скором времени, такие игрушки ни к чему… Может, вам она пригодится? Я буду рад.
— О-о-о… Отец… Как ты добр…
Глаза талисмана наполнились слезами. Он быстро наклонился и приник губами к руке купца.
— Мой Виви… — прошептал тот, ласково гладя рыжие вихры Висканьо. — Ты больше не покинешь меня?
— Нет… И… Я исправился, отец. Я не беру чужого…
Конан хотел было язвительно хмыкнуть на такое заявление, памятуя о вылаканном однажды ночью пиве именно этим честным парнем, но почему-то удержался, а почему — он и сам не смог бы объяснить.
— Конан… — обратился вдруг к нему Виви, — я хочу тебя попросить… Возьми пастушку себе… Ты большой и сильный, ты и без меня справишься с этим делом… А я — я останусь с отцом.
— Конечно, добрый друг, — подхватил купец. — Забирай ее! И скажи, можем ли мы еще чем-нибудь помочь тебе?
— Только глотком немедийского, — сумрачно буркнул Конан. Как надоел ему этот мальчишка за несколько дней пути, но сейчас, наконец от него избавившись, он отчего-то не ощущал ожидаемого облегчения. Подавив вздох, происхождение которого так и осталось для варвара загадкой, он поднялся, подмигнул талисману, растянувшему рот в счастливой и глупой улыбке, и пошел к двери.
— Я провожу тебя, Кони, — вскочил рыжий. — Ты сам не найдешь дорогу…
«Опять Кони», — с досадой отметил про себя киммериец, но заострять на сем внимания не стал: все равно он видит Висканьо последний раз.
— Прощай, добрый друг! — махнул ему рукой купец. — И не забывай, коли будет что-либо нужно — приходи!
…За ворота Конана вывел Сизый Нос. Настроение его с утра явно улучшилось, и в блеклых глазах загорелся лукавый огонек, по всей видимости следствие принятого пива. Он долго и упорно кланялся варвару, а потом вдруг отчетливо выругался ему вслед и с грохотом закрыл ворота.