Три высоты
Шрифт:
Правда, у летчика-испытателя есть одно преимущество: вживаясь в машину, он может вырулить на взлетную полосу, опробовать двигатель. У космонавта подобной возможности нет, хотя в кабине космического корабля посидеть тоже можно.
Внешне она вроде бы мало чем отличается от тренажера. Но потом понимаешь, что похожи они не больше, чем восковый слепок на оригинал. Что привыкать к ней надо заново, причем привыкать всерьез и надолго. Этим мы и занимались на космодроме по нескольку часов ежесуточно.
Немало времени отводилось также работе с бортжурналом. Для каждого летчика-космонавта
Вот почему наземной работе с бортжурналом придается такое важное значение.
День за днем мы вживались в корабль, совершали заочное путешествие по орбите, руководствуясь заданиями, заложенными в бортжурнале. Так что перед стартом могли работать с каждым прибором, что называется, почти вслепую. Но это полдела. Появилось и нечто другое: спокойное, уверенное, деловое состояние. Еще не поднявшись в космическое пространство, мы как бы свыклись с полетом в рабочем порядке, мысль о нем стала для нас привычной...
По традиции незадолго до старта в Байконуре проводится встреча со стартовой командой, со всеми, кто так или иначе участвует в подготовке корабля к полету. Этим как бы отдается дань уважения большому коллективу, который снаряжает космонавта в путь и обеспечивает кораблю как точный выход на орбиту, так и возвращение на родную Землю. К сожалению, их имена столь же малоизвестны широкой публике, как в кино фамилии звукотехников, художников, костюмеров, не говоря уже об изобретателях пленки и о конструкторе съемочного аппарата. Публика акцентирует внимание на исполнителях главных ролей. Но нам, космонавтам, имена тех, кто обеспечивает надежность космического рейса, бесконечно дороги и близки. Доля их ответственности неизмеримо больше тех почестей, которые мы им пока в силах оказать. Но они не чувствуют себя в обиде. В предстартовые дни весь космодром живет одной мыслью, одной заботой полет! И пульс каждого, кто причастен к запуску корабля, бьется как бы в унисон: "Пять, четыре, три, два... один!"
Наступило 25 октября. Согласно программе в этот день должен был стартовать беспилотный корабль "Союз-2" - копия моего "Союза-3", только без летчика-космонавта на борту. Таким образом, мне выпадала редкая возможность посмотреть, как я "полечу", со стороны.
До поры до времени ракета и корабль хранятся в специальном ангаре. Незадолго до запуска их стыкуют и рано утром везут к стартовому столу.
Когда в зыбком предрассветном мареве по степи медленно и плавно плывет серебряная ракета, кажется, что это сказочный призрак "Наутилуса", вышедшего из моря на сушу. Незабываемое, фантастическое зрелище!..
Утро в тот день выдалось солнечное. По мере заправки ракета покрывалась легкой папиросной дымкой, потом клубами пара, и вот по всему корпусу выступил густой ослепительный иней. Из серебряной она стала белоснежной, словно ее забинтовала липкая зимняя пурга.
Корабль "Союз-2" отправлялся в рейс без рулевого. Капитаны и штурманы космоса будут управлять им прямо с Земли. Позже к нему навстречу должен выйти его двойник, "Союз-3", но уже с человеком на борту, и они будут вместе маневрировать в океане, имя которому - космос.
С точностью до миллисекунды отстукивают электронные часы. На стартовой площадке - ни души.
Три, два, один... Старт!
Иней посыпался с ракеты пластами, словно с елки под ударом топора. Ракета неторопливо, будто прощаясь с Землей, снялась со стартового стола и, помедлив еще несколько мгновений, пошла вверх, быстро набирая скорость, чтобы стремительно уносящейся кометой растаять в глубине неба; "До скорого свидания, "Союз-2"! До завтра!
– мысленно проводил я ее в путь.
– Завтра - мой день...".
26 октября 1968 года началось для меня, как, впрочем, и все эти дни, не какими-то необыкновенными эмоциями и переживаниями, а звонком будильника. Стрелка стояла на половине восьмого, старт был назначен на 11.34. Впереди еще четыре часа.
И самое главное, самое важное на этот раз заключалось именно в том, чтобы не растратить из них ни одной минуты на расслабляющее самоуглубление и лишние переживания, а следовать графику.
Все как всегда. Физзарядка, медосмотр, завтрак..
"Обедать буду уже в космосе", - подумалось мне, когда входил в столовую. Впрочем, согласно тому же графику на "космический стол" меня перевели заранее, за три дня до старта.
Еще полгода назад в Центре по подготовке космонавтов кто-то предусмотрительно позаботился выявить наши индивидуальные гастрономические склонности, и теперь я не без удовольствия убедился, что космическое меню составлено в соответствии с высказанными тогда привязанностями и вкусами. Печеночный паштет, творожная паста с изюмом и сок из свежей, будто только что собранной с куста, черной смородины, из которых состоял мой последний земной завтрак, ничуть не утратили своих качеств оттого, что были сервированы в виде невзрачных на вид туб из металлической фольги.
Правда, забегая вперед, следует сказать, что я оказался последним из тех, кому пришлось иметь дело только с тубами: вскоре было решено, где можно, от них отказаться. Уже Шаталов, а вслед за ним Волынов, Елисеев и Хрунов, стартовавшие через каких-то два с небольшим месяца после меня, смогли наслаждаться в космосе обыкновенной земной пищей и если не ложки, так вилки с собой с Земли захватить не забывали. Дело-то всего-навсего свелось к способам упаковки и расфасовки: годился любой, лишь бы он исключил возникновение опасных при состоянии невесомости крошек. Хлеб - так выпеченный такой порцией, чтобы не откусывать, а отправлять булочку в рот целиком; сосиски - пожалуйста, зацепи вилкой одну, а остальные пусть дожидаются своей очереди в целлофановых гнездах...