Три желания для золотой рыбки
Шрифт:
Но там все понятно – троица дружила с детства, и о наклонностях Диктории парни знали давно. А герцогиня не была милейшей скромницей. Мне она поведала много заманчивых историй о том, как протекали ее первые годы после брака. Я молилась всем богам, чтобы мой предполагаемый папа не оказался бастардом короля. Но нет, милостью богов, оба ее ребенка были от законного мужа и не имели никакого отношения к королевскому роду. Наверное, именно по этой причине двух королев и обучала моя хозяйка.
Любовник знал, что нежная на вид леди Диктория своим железным характером и виртуозным владением кнутом могла в любую голову вбить, как следует себя вести. Мне тоже пару раз
Мораль сей истории заключалась не в поцелуях, мне следовало убедиться в том, что нас никто не застанет. И все же матушка моего двоюродного брата на собственном примере доказала, что через постель можно добиться многого. Так что в свиданиях герцогиня меня не ограничивала, а вот в потоке сплетен мое имя не должно было появляться, и оно там не мелькало. За благоразумие я получала множество поблажек.
За такими размышлениями, я наконец-то вспомнила, из-за какой истории кронпринц подумал, будто я кручу роман с его секретарем. В тот момент мне позарез понадобились списки дебютанток, которые должны были появиться на балу в честь совершеннолетия кронпринцессы. Войти в их число мне было еще рано, но мудрая герцогиня посоветовала найти способ изменить ситуацию. Так я и сделала…
Пока секретарь заливал слюнями стол от созерцания моих обнаженных щиколоток, я быстро вписала свое имя в свободные окошки герцогских семей. На бал я тогда попала, а вот в голове у принца, похоже, поселилась неправильная мысль.
Не спорю, голые лодыжки, виднеющиеся из-под пышной юбки бального платья – это весьма соблазнительно. Но дома, когда визита гостей не ожидалось, я привыкла носить самую простенькую на вид одежду. Пышные платья с корсетом и кринолином смотрятся очень женственно и красиво, но не когда ты работаешь по шестнадцать часов в сутки, иначе к концу вечера у тебя на пятой точке уже отпечатываются кринолин и мелкая ажурная сетка внутренней подкладки.
Поэтому в свободные от приемов дни и саму леди Дикторию от обычных слуг отличало только родовое кольцо на пальце, а так с виду – кухарка или горничная, но никак не герцогиня. К тому же, если злоумышленники неожиданно нападут на поместье, кольцо всегда можно спрятать, а вот из пышного платья еще надо постараться выбраться. В истории нашего рода этот нехитрый трюк не раз спасал жизнь зажиточным дворянам, которые были близки королевской семье.
Но сейчас правила этикета и обстоятельства вынуждали меня томиться в тесном платье и неспешно прогуливаться по коридорам на случай, если кто-то заявится с соболезнованиями. Среди предполагаемых гостей были те, кто не успел нанести визит в положенные три дня траура, они еще неделю будут съезжаться к могиле герцогини Диктории де Шаларгу.
Без спешки, погруженная в собственные мысли, я достигла фамильного склепа уже официально моей семьи. Даже король понимал, что лучше хорошо воспитанная сирота, чем неконтролируемый безумец во главе влиятельного и богатого рода. Со мной можно не только договориться, но и заставить сделать желаемое, приведя веские аргументы. А маркиза в случае неповиновения останется только пристрелить, словно бешеную собаку.
Спускаться было боязно. Склеп – единственное место, где я ни разу не была за все десять лет жизни в усадьбе. Герцогиня здраво рассуждала, что пока судьба не приведет, лучше не тревожить покой израненных душ и не ступать лишний раз в их чертог. От осознания того, что я собираюсь впервые добровольно посетить место упокоения всех моих новых предков, по спине пробежались предательские мурашки.
Сглотнув вязкий комок слюны, я еще раз помолилась и, прикрыв глаза, нервно распахнула дверь. Тяжелая створка из дорогого гранита и кованого металла плавно отодвинулась в сторону, позволяя мне попасть внутрь помещения. Теперь осталось пройти семнадцать ступеней вниз, и я попаду в опочивальню всех герцогов и герцогинь, заслуживших право покоиться в этом месте.
Нервные судороги прошлись по телу. От напряжения у меня подгибались колени и шевелились волосы на голове. Кровь словно стыла в жилах, а дыхание замирало в груди. Было жутко страшно! Я даже старалась дышать через раз, чтобы не поддаться панике.
Свет едва заметно освещал лестницу и не очень широкий проход. Пространство было просто крошечным, да еще и с каждым новым шагом оно все больше сужалось, или мне просто стало настолько дурно, что в глазах темнело и плыло?
Наконец-то семнадцать ступеней закончились, и я оказалась перед белой мраморной плитой с прекрасной алой гравировкой, которую лично выбрала для своей благодетельницы. Мне стало нехорошо от осознания того, что все случившееся – правда. В глубине души я так и не позволила себе поверить в то, что моей госпожи больше нет рядом.
Осторожно опустилась на колени возле злосчастной таблички с красивыми словами и тусклой фотографией. Теперь это все, что будет напоминать о леди. Специальная магическая служба затерла следы души в доме, чтобы та не могла вернуться призраком. Только посмертный снимок усопшего остается с его родными. Некоторые люди предпочитают держать эти фотографии дома, но у герцогов де Шаларгу они были нанесены на фамильные надгробия для успокоения печали израненной за время жизни души.
Я не посмела нарушить традиции и выполнила все в точности, как и множество предков до меня. Единственная маленькая дерзость, которую себе позволила – покрыть белый мрамор не бледно-розовой надписью, а ярко-алой. Этот цвет очень любила леди Диктория. Думаю, ее душе будет приятна эта маленькая и трогательная выходка.
Я прекрасно понимала и даже принимала горькую потерю, но в душе все равно царили тревожные переживания. Чувствовала себя так, словно предавала ее светлую память, оставляя за бортом своей жизни. Не покидало неприятное ощущение, что со смертью леди Диктории из моей жизни пропала частичка чего-то важного и потрясающе чудесного.
Грудь будто сдавило тисками, она запульсировала невероятной болью и чувством сосущей пустоты. В одно мгновение все радостные новости сегодняшнего дня померкли, уступая место простой человеческой скорби и предчувствию беспросветного будущего, которое теперь меня ожидает в этой одинокой мгле, такой темной и непроглядной, что она будто бы высасывает жизненную силу до самой последней капли.
Слезы медленно потекли из глаз, и я начала взахлеб рыдать, давясь всхлипами и размазывая по лицу соленую влагу. Я не могла остановить поток слез, с каждым новым моментом этого бесконечного дня чувствуя себя все менее живой и целостной. Будто бы я разрушалась на мелкие части, рассыпаясь пылью на вековых плитах фамильного склепа, и оседала на них вечной скорбью утраты.
Так хотелось просто лечь на холодный камень у подножия последнего пристанища высокородной леди и навеки застыть, не познав отвратительной участи. Теперь она там, в старых стенах древнего творения, а я здесь, и моя жизнь продолжается. Так не должно было случиться, только не с ней, не с Железной леди Верноры…