Три желания, или дневник Варвары Лгуновой
Шрифт:
И, когда он наконец отключается, завтра им рано вставать, я закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла.
Еще две недели.
Четырнадцать дней и Дэн будет дома.
[1] Dummer Junge (нем.) — дурачок, глупыш.
[2] Zum Teufel! (нем.) — Черт возьми!
[3] Oje! (нем.) — О, Господи!
13 августа
У всех своя точка невозврата детства, отсчета взрослости.
И нет, я сейчас говорю не про первую сигарету, бутылку пива или первый неловкий и скомканный
Более больней и куда жёстче.
Я точно знаю, что Милка выросла в семь, когда вернулась из школы и мамы не оказалось дома, а Ба решила не скрывать и красивые слова про командировку и денежки для любимой доченьки не придумывать.
«Твоя мама уехала за лучшей жизнью», — сказала тогда Анна Николаевна спокойно, потому что приукрашивать действительность для нас не в ее стиле. Нам она всегда говорила только правду, какой-бы она не была.
Ромка повзрослел в тринадцать, это я тоже знаю, хотя он очень пытался скрыть. Тогда умер его дед, который с нами запускал воздушного змея, учил стрелять из рогатки и седьмого ноября всегда пел «Наш паровоз».
Для Ромки он был всем.
А я стала взрослой сегодня, в двадцать лет, за три месяца до своего совершеннолетия по-американски.
Тринадцатое августа, десять часов сорок семь минут — вот время моего взросления. Время, когда мне позвонил Ромка и не своим картонным голосом сказал:
— Варя, в результате циклона на Аннапурне сошла лавина. Дэн… они не вышли на связь.
И сначала я испугалась именно этого голоса и непривычного, редкого обращения и только потом до меня дошел смысл его слов.
Когда прилетит Дэн, я дам ему пощечину, а потом разревусь, как последняя идиотка, и повисну у него на шее. И он меня ни за что не отцепит, так и будем ходить в обнимку.
Когда он вернется, мы придумаем абсолютно дурацкий план похищения и выкрадем у Светки енотистого засранца, потому что мне его не хватает и да, я его люблю.
Когда он опять будет возмущаться и требовать не трогать Васю, я опять только фыркну и торжественно напялю на бедного скелета очередной наряд.
Когда выиграет на камень, ножницы, бумагу Дэн и мы будем смотреть кино на его выбор, то я буду делать вид, что это одолжение и я терпеть не могу первые три части его обожаемого Форсажа, потому что на самом деле они мне нравятся, но правила игры нарушать нельзя, поэтому я сделаю вид.
Когда он, как обычно, будет бухтеть с утра, что он-де не подушка и спать на нем — это варварство Варвара, я соглашусь и предложу разграничить территорию кровати, а ночью, притворюсь, что сплю, когда он сам будет притягивать меня к себе. Это тоже игра и ее правила тоже следует соблюдать.
Когда я буду смеяться, что «ты — яркая индивидуальность, а Диккенса не читал», он будет фыркать, что зато читал Каверина и плагиатить тут не надо.
Когда Дэн окажется рядом, я наконец прошепчу, чтоб услышал только он, что я его люблю и признаюсь, что его футболки и рубашки таскаю я, потому что они пахнут им и мне так спокойней.
Когда он вернется…
Когда…
В моем словарном запасе нет слова «если».
15 августа
Я встаю в восемь утра.
Душ, завтрак, тщательно подобранный наряд и макияж.
Макияж тоже тщательный с праймером, консилером, хайлайтером и ярко-красной помадой в конце.
На моем лице должно быть хоть одно яркое пятно.
Просто так.
Волосы я завиваю и распускаю, чтобы они скользили красивыми прядями по плечам и спине. Из одежды синие джинсы, белый топ, пиджак цвета фуксии и ярко-желтые туфли-лодочки.
Высокий каблук — обязателен.
Отойдя от зеркала, придирчиво себя разглядываю.
Сочетание не сочетаемого и буйство красок.
С ума каждый сходит по-своему…
В одиннадцать я уже в ресторане.
С Милкой.
И это уже третий ресторан за сегодня.
Мы выбираем банкетный зал для торжества. И этот нас устраивает, пока не выясняется, что на седьмое сентября — увы, красавицы, — уже занято.
— У нас в списке еще семь, — вычеркивая этот, говорю на улице Миле и бодро улыбаюсь.
— Варь…
— Я предлагаю в Ричмонд, — заправляя прядь волос, оглядываюсь. — Он ближе всего отсюда, дойдем пешком. И, кстати, Нина нас ждет в час. Я договорилась.
Нина — это флорист и одноклассница Ника.
Как сообщил довольный Ник, лучший в городе флорист.
В три часа мы в самой дорогущей кондитерской города, смотрим самые дорогие свадебные торты от самого дорогого и знаменитого кондитера.
Торты мне не нравятся и у Милки, судя по приклеенной вежливой улыбке, многоярусные шедевры с избытком украшений тоже восторга не вызывают.
— Варька, а может без торта? — панически шепчет она, когда кондитер отлучается на мгновение.
Видимо, Светку вспомнила не только я.
— Альтернатива? — приподнимаю брови.
— Сейчас спросим.
Знаменитый кондитер при нашем вопросе: «А что можно вместо торта?» смотрит на нас взглядом инквизитора, которому объявили, что Malleus Maleficarum — редкостная ахинея. В общем, он явно размышлял сжечь сразу или с пытками за такое богохульство.
В итоге, брезгливо выпятив нижнюю губу, процедил:
— Девушки, тут приличное заведение с серьезными заказами. Если вы хотите чего-то простенького обратитесь в забегаловки. Их много.
Куда послали — туда и пошли.
В забегаловку, к Нику, о чем ему торжественно и заявили, заодно пожаловавшись, что с рестораном все плохо и меньше, чем за месяц найти что-то приличное невозможно. Ник расхохотался и объявил, что мы — дурынду, ибо у него так-то есть друг-ресторатор, а у того суперский кондитер.
— Гарантирую, я помру от обжорства с недоеденным эклером в руках. Он бог, а не кондитер, — вещал Ник, быстро царапая номер телефона друга. — Я ему сам позвоню сегодня, а ты уже завтра набирай.