Три женщины
Шрифт:
Решением конгресса «ренегатов» отчислили из партийных рядов, а Бенито Муссолини избрали в новое партийное руководство из двенадцати человек, включая вернувшуюся из Швейцарии Анжелику Балабанову.
Анна Кулишова была в ярости: ее влияние ослабло, ее мужа Турати вывели из состава руководства, а ее ставленника Клаудио Тревеса [73] сместили с поста главного редактора «Аванти!», и это место предложили — кто бы мог подумать! — Муссолини.
Хотя в душе Муссолини только об этом и мечтал, он заявил, что ни за что не решился бы принять такое лестное предложение, но раз товарищи просят… Кто он, чтобы отказать им. А соглашается он все же при условии, что Анжелика Балабанова будет его заместителем. Условие было принято, и осенью 1912 года Муссолини с семьей переехал в Милан. Он поселился в двух шагах от Балабановой, с которой снова делил и политическую борьбу, и постель.
73
Тревес
В 1938 году в своих мемуарах «Моя жизнь мятежницы» Анжелика Балабанова вспоминала, как, возвращаясь с ней после победы над партийной оппозицией, Муссолини показал ей на дерево и сказал: «Здесь мы повесим Турати и остальных реформистов». — «А где повесят нас, когда пролетариат с нами не согласится?» [74] — спросила Балабанова.
5
Первый и обязательный визит супруги Царфатти, как и все приезжавшие в Милан социалисты, нанесли чете вождей итальянского социализма — Анне Кулишовой и Филиппо Турати. Их апартаменты с дивным видом на площадь перед кафедральным собором находились на четвертом этаже. Маргарита очень волновалась при одной мысли о предстоящей встрече с самим основателем социалистической партии и его знаменитой русской подругой. Но Турати не произвел на нее большого впечатления. А вот Кулишова ее совершенно очаровала.
74
«Здесь мы повесим… не согласится?» — Лаура Ферми, «Муссолини» (англ.), «Феникс букс», Чикаго, 1966, стр. 119 (все последующие цитаты Л. Ферми из этой книги).
Выразительные глаза, волосы цвета червонного золота, широкая черная юбка, белоснежная блузка, красивая брошь — сама гармония. «Великая, блистательная женщина, многогранный талант которой сверкал, как бриллиант (…) На ее лице со следами былой красоты лежала печать русских, французских, итальянских тюрем и пережитых в литовской деревне страданий, куда она, восемнадцатилетняя дочь богатых родителей, пошла делить кров и скудную пищу с крестьянами. Там у нее началось воспаление суставов (…) Мистик до глубины своей русской души, она, как и большинство русских, была несгибаема в делах политических. Но влиять на события предпочитала незаметно и вселяла в мужчин убеждение, что решения принимают они. Высокие идеалы и врожденная гордость оберегали ее от мелкой суетности» [75] , — написала Маргарита.
75
«Великая, блистательная… мелкой суетности» — М. Царфатти, стр. 169–170.
Русская ортодоксальная марксистка, сорокадевятилетняя Кулишова выглядела и вела себя, как молодая светская дама. Идеологом партии была, конечно, она, а не Турати. Маргарита по два раза в неделю приходила в салон Кулишовой «подышать у нее поднебесным и в то же время земным воздухом». Гости сидели на кожаных диванах в огромной гостиной с готическими окнами и рассуждали о политике, о социальных проблемах. Внизу на площади гремели трамваи, гостей обносили легкими закусками, а «Кулишова курила и слушала, не отводя строгого взгляда от собеседника, неожиданно вставляла свое возражение, а то и бранное слово». Хотя салон Кулишовой считался сугубо политическим, там бывали известные художники, писатели и поэты. Маргарита очень ценила встречи с ними.
Один из этих известных художников — Умберто Боччони — стал Маргаритиным любовником. Этот не долгий роман она тщательно скрывала от друзей и, разумеется, от мужа, не желая причинять ему боль. А скрывать богатство и тягу к буржуазному укладу жизни Маргарита и Чезаре считали ниже своего достоинства.
Богатство позволяло им разъезжать по всей Европе, посещать социалистические конгрессы, художественные выставки и модные магазины. Маргарита тратила много времени и денег на роскошные туалеты и драгоценности. Она никогда не опускалась до простонародных манер, как это делали ее знакомые социалистки, и не одевалась по-мужски, подобно многим суфражисткам [76] , как тогда называли феминисток. Суфражистский конгресс, на котором Маргарите довелось присутствовать, она назвала «Конгрессом старости и уродства». Но в первый же год жизни в Милане она познакомилась со многими суфражистками и изменила свое суждение о них.
76
Суфражистки —
Часть суфражисток под руководством Анны Марии Мозони ратовала за создание независимого внепартийного суфражистского движения. Однако и они признавали авторитет Анны Кулишовой, хотя она не была суфражисткой и как истая марксистка считала борьбу за женское равноправие всего лишь одним из аспектов классовой борьбы. Кулишова требовала для женщин, равно как и для мужчин, права голоса, восьмичасового рабочего дня, равной оплаты за равный труд и полной свободы распоряжаться своей судьбой и своим телом.
Руководителем местной суфражистской лиги была Эрсилия Майно, которая стала близким другом супругов Царфатти в Милане. Субботними вечерами Маргарита и Чезаре ходили в гости к Эрсилии, которая приглашала к себе писателей и художников. Муж Эрсилии, Луиджи, председатель миланской Ассоциации адвокатов, нередко защищал в суде Турати, Кулишову и других социалистов. Один из самых громких процессов в Милане проходил летом 1906 года. Судили писателя и издателя Умберто Нотари за аморальность. Он издал роман, где описывалась жизнь молодой крестьянки, ставшей проституткой в большом городе. Кампанию в защиту Нотари организовали его друзья. Возглавил кампанию основатель нового движения в искусстве — «футуризма» [77] — поэт Филиппо Томмазо Маринетти [78] . Маргарита уговорила Чезаре стать одним из пяти защитников Нотари. Процесс окончился победой и для Нотари, которого оправдали, и для Чезаре Царфатти, за которым окончательно утвердилась репутация талантливого защитника в политических делах. Маргарита и Чезаре стали частыми гостями в доме Маринетти.
77
Футуризм — от «футурум» (лат.), будущее.
78
Маринетти Филиппо Томмазо (1876–1944) — итальянский поэт.
С первых же дней в Милане супруги Царфатти примкнули к лагерю реформистов Кулишовой и Турати и были вознаграждены: Чезаре Царфатти ввели в попечительский совет миланского Народного университета, как называлась бесплатная социалистическая школа для рабочих. А несколько позже партия поддержала кандидатуру Чезаре в миланский муниципалитет, и, пройдя на выборах, он стал его членом.
С приездом в Милан Анжелики Балабановой соперничество между ней и Кулишовой достигло высшей точки. Маргарита наблюдала борьбу за главенствующую роль в партии между этими двумя русскими еврейками с тем же восторгом, какой выражали древние римляне во время боев гладиаторов. О борьбе этих двух женщин она написала: «Они испытывают друг к другу такую ненависть, на которую мужчины не способны. Неужели и для таких женщин, как они, идеология — всего лишь ширма, за которой скрывается женское соперничество?» [79]
79
«Они испытывают… соперничество?» — Ф. Каннистраро и Б. Салливан, стр. 56.
В конце концов Маргарита отошла и от Балабановой, и от Кулишовой, и у нее появились новые друзья, прежде всего люди искусства.
Положение Чезаре в партии упрочилось, и это помогло Маргарите получить постоянное место критика в «Аванти!». Раньше она была внештатным сотрудником римского издания этой газеты, а теперь вошла в штат ее миланской редакции. Свои статьи об искусстве она публиковала под загадочным псевдонимом «Эль Серено», что по-испански среди прочего значит ночной сторож.
Чезаре Царфатти часто шел на уступки Маргарите, но в одном был непреклонен: остался верен своим еврейским корням и принимал горячее участие в сионистском движении. В Милане он присоединился к местной сионистской группе.
Год спустя Чезаре выбрали в исполнительный комитет группы, которая вскоре стала самым большим отделением Сионистской федерации Италии. На Четвертом Всеитальянском сионистском конгрессе, проходившем в Милане весной 1904 года, Чезаре выступил с речью против «тех бессовестных евреев, которые забыли, что они — евреи. И мы, сионисты, — сказал Чезаре, — должны вернуть им чувство национальной гордости». Когда же один из делегатов предложил рассмотреть вопрос о принятии в Сионистскую федерацию неевреев, Чезаре голосовал против.