Три жизни господина N
Шрифт:
«Слишком уж вычурно, но заинтриговал. Посмотрим, что там у тебя дальше, господин N!» — подумал Денис, и начал читать с возрастающим интересом. То, что автор старался подражать старинному стилю, вызвало улыбку, но в целом воспринималось лучше, чем новояз, подперченный профессиональным жаргоном уголовников. Сам же автор, наверное, из-за выдающегося носа, представился настоящим Сирано де Бержераком. Перед глазами встала тесная коморка парижской мансарды: — Пляшущий огонек свечи с трудом разгоняет сумрак по углам убогого жилища. В открытое окно долетают тревожные звуки ночного Парижа, а посреди комнаты склонился над столом благородный кавалер в потертом камзоле. Отложив шпагу и вооружившись гусиным пером, он покрывает бумажный свиток строчками бегущих мыслей. Пляшущий огонек высвечивает разводы времени и винных пятен на дощатой крышке стола, а на белоснежную гладь бумаги, под скрип пера, ложатся излияния сердечной тоски и воспаленной памяти:
…Путь, который, который отшагал я до рубежа Поворота (именно так называю столь знаковое для меня событие) был достаточно долгим и не особенно радостным. Справедливости ради, хочу сказать, что светлые моменты в этой в целом неудавшейся жизни были. Особенно надежды. Вот этого хоть отбавляй! Правда,
Рубеж тысячелетий дал последний всплеск надеждам. Но довольно скоро новогодняя сказка миллениума, оказалась очередным обманом. И каждый следующий год (после двухтысячного они побежали особенно быстро) скорее не добавлял, а убавлял от положительного багажа…
«Ого, оказывается перед нами гость из будущего!» — улыбаясь, подумал Денис. И тут же, вспомнил, что и сам он ждет рубежа тысячелетий с какой-то затаенной надеждой.
«Как внушили в детстве, что Новый Год время исполнения желаний, так до сих пор и верим! А тут еще и Миллениум. Но вот товарищ из будущего предупреждает — „Ерунда это все! Не случится новогоднего волшебства, даже при такой знаменательной дате“».
Денис пробежав глазами абзац, где автор вкратце сообщал о неудачах и разочарованиях, постигших его в начале будущего тысячелетия, и, наконец, вплотную подобрался к завязке сюжета:
… Еще за неделю до события я снова ощутил дыхание перемен. Выработанная с годами привычка к самоанализу убеждала, что это очередной обман, скрытая попытка подсознания вторгнуться в область разума. Однако, страх и затаенная надежда не проходили. Правда, в тот вечер на встречу с судьбой меня подгоняла тревога несколько иного рода. Возвращаясь с работы, я спешил домой. После семи ожидался визит телефонного мастера, помимо этого хотелось успеть посмотреть вечерние новости об Украине. Еще месяц назад некогда братская республика неотвратимо начала скатываться в пучину гражданской войны, за плечами которой маячил еще более страшный призрак Третьей Мировой…
«Ну, это ты загнул, господин N! Гражданская на Украине, Третья Мировая! Кто с кем воевать то будет?!»
Возмущенный больной фантазией автора, Денис хотел было отложить рукопись, но вдруг в открытое окошко, потянуло ледяным сквозняком, а где-то совсем рядом раскатисто громыхнуло. Денис даже вздрогнул, будто услышал не обычную июньскую грозу, а раскаты артиллерийской канонады. И тут ему вдруг показалось, что буквы налились огнем и в руках у него уже не папка с литературными упражнениями начинающего графомана, а переплетенная человеческими жилами зловещая книга пророчеств.
Глава 2
Дар сумасшедшего
Чувствуя мистический холодок, Денис продолжил читать. К счастью автор, от геополитических прогнозов снова перешел к своей персональной истории:
…Давно уже замечено — Только начинаешь куда-то спешить, судьба, словно специально, вставляет палки в колеса. В тот вечер из-за поломки эскалатора, ближайший к дому выход метро работал только на запуск пассажиров. Противоположный портал располагался по другую сторону железной дороги, так что возвращаться домой пришлось не традиционным маршрутом.
Подставляя лицо порывам не по-летнему холодного ветра, я шел по сгорбившейся спине моста. Совсем рядом с узенькой пешеходной полосой медленно проезжали машины. Зажженные фары делали этот поток похожим на светящуюся реку. На ее противоположном берегу, выглядывая из-за края эстакады, смотрели в пасмурное вечернее небо купола старенькой церкви. Здесь, много лет назад, но уже в зрелом возрасте, я принял православное крещение. И сейчас, проходя мимо, вспоминал веселого батюшку и мою группу поддержки. Многие из тех, кто пришел тогда на крестины, больше не появятся в моей жизни. Лица их всплывали в памяти, рождая острые ностальгические спазмы. Наверное, по этому, увидев перешагнувшего через перила человека, я сначала никак не отреагировал. Давно замечал эту особенность жителей мегаполиса пролетать мимо, не замечая ничего вокруг. И в тот раз я тоже мог бы уподобиться бездушным и незрячим, однако истошный женский крик выдернул меня из собственных мыслей и воспоминаний.
— О Господи, он же сейчас прыгнет! — завопила над самым ухом какая-то гражданка. Покрутив головой, я вдруг понял, что человек, почему-то расположившийся по другую сторону от перил, не просто проявляет так свою индивидуальность, а собирается лететь вниз под колеса подъезжающего товарняка. Первый реакцией моей были испуг и растерянность. К стыду своему, хочу признать, что именно так мозг мой реагирует на все экстремальные проявления жизни. Не выйдет уже из меня героя! Человеком бы остаться!
— Да что ж вы стоите! — снова крикнула женщина, и этот отчаянный призыв, вывел, наконец, меня из состояния коммы. Схватив потенциального самоубийцу за плечи, я втащил его обратно в безопасную зону. Бедняга почти не сопротивлялся моим усилиям, а когда, покрывая матюгами, я поднял его на ноги, трясущимися губами выдавил из себя «Спасибо!».
— Что, жить надоело?! — заорал я в ответ, но тут же понял всю нелепость этого вопроса.
— К сожалению, да! Но вам, все равно, спасибо — пробормотал незнакомец. Лицо показалось мне смертельно бледным, губы отдавали синевой, как у покойника. Хотя в целом это был весьма упитанный, холеный господин, возрастом, навскидку, где-то около шестидесяти.
Оглянувшись по сторонам, я попытался найти глазами женщину, крики которой сподобили меня на миссию спасателя. Хотел вручить ей несостоявшегося самоубийцу для прохождения дальнейшей психотерапии. Однако, на мосту мы были одни!..
Далее автор ударялся в философские размышления о роли мистики в своей жизни. Потом с излишними подробностями описывал, как был вынужден отменить визит телефонного мастера и взять на себя роль провожатого. При этом, последнее чудо бытовой техники — мобильный телефон, он извлекал из кармана, как нечто совсем обыденное, будто преуспевающий бизнесмен или важный чиновник.
«Наверное, как моя Ленка, мечтает об этой штуковине,» — подумал Денис. Перелистнув страницу, он сразу натолкнулся на еще одно новшество грядущего века. После долгих уговоров, спасенный затащил господина N в сетевое кафе в японском стиле. Тут уже фантазии автора совпали и с мечтами самого Дениса. Когда-то, в период жениховства, он часто водил Ленку в ресторан «У Гиляя». Погребок в Столешниковом казался тогда одним из самых подходящих мест для романтических свиданий. Цены слегка кусались, но даже зарплата молодого специалиста позволяла время от времени предпринимать такие походы. Правда, приходилось по несколько часов выстаивать в очереди перед дверями, но Ленка все рано опаздывала. Раскрасневшаяся и счастливая, она прибегала как раз к тому моменту, кода начинали запускать их партию, и на упреки отвечала поцелуем.
После свадьбы они были «У Гиляя» только один раз. Нагрянувшие девяностые ликвидировали не только очереди, но и лишили возможности посещать рестораны. Денег теперь хватало только для похода на оптовый рынок. К тому же, по сообщениям прессы, большинство столичных заведений превратилось в базы отдыха криминальных группировок. Денис думал, что навсегда перелистнул ресторанную страничку своей жизни. Однако, желание посидеть за бутылочкой вина где-нибудь в уютном погребке, время от времени, появлялось. Иногда он даже представлял в своих мечтах заведение с национальным колоритом, например, китайским или японским. Видимо, по схожему пути шла и фантазия автора. В нарисованной им картине века грядущего даже у рядового посетителя не было больше проблем ни с очередями, ни с криминалом, ни с финансовыми возможностями.
…Удар гонга возвестил о нашем появлении в зале. Подобный ритуал уже давно не вызывает у меня приятного удивления. Куда больше, нравится традиция наливать всем посетителям бесплатный чай. Надо сказать, что это заведение я посещаю довольно часто. Находиться оно недалеко от моего одинокого жилища, и, при очередной попытке наладить личную жизнь, стараюсь заманить сюда новою пассию. После приятного проведенного вечера, довольно естественно звучит предложение зайти в соседний дом на чашечку кофе. Тактика часто приводит к успеху, однако, закрепить отношения надолго не удается. Все повторяется сначала. И мне кажется, что круглолицая официантка уже прячет улыбку, видя меня в очередной раз с новой дамой.
Но на этот раз я пришел не в традиционной компании. И, наверное, впервые в жизни оказался в роли приглашенного на бесплатной ужин. Узнав, что я здесь не в первый раз, Павел предложил выбрать все, что хотел, но не успел попробовать.
— Боюсь, что все это мне не осилить! — заявил я, усмехнувшись. Меценатские амбиции нового знакомого начинали меня раздражать. Однако, вскоре я изменил свое мнение о новом знакомом. Павел оказался человеком эрудированным, приятным в общении, умеющим хорошо и интересно рассказывать. А компаньона в тот вечер он нашел самого, что ни на есть, подходящего. В отличие от многих, я не одержим желанием осчастливить компанию своей заветной историей. Слушаю, порой даже охотней, чем рассказываю. Наверное, поэтому и приобрел репутацию человека недалекого, но приятного собеседника…
Оторвавшись от чтения, Денис подумал, что образ, который от первого лица рисует автор, мало похож на нагловатого господина N. Но он уже не один раз отмечал, что изнутри люди видят себя совершенно иначе, чем окружающие. А повествование, между тем, приближалось к кульминации первого этапа. Денис уже догадывался, что дальше, по закону жанра, должна состояться передача герою некого завещания или дара.
…Павел рассказывал о Японии, где он провел не малую часть, своей жизни. Возможно и врал. Но какое это имеет значение! Главное талант рассказчика. Иногда очевидец не может передать и десятой доли того, что напишет или перескажет человек в событиях и не участвовавший, но наделенный литературным вкусом и воображением. Павел такими талантами явно обладал. Он в красках и лицах описывал курьезные случаи, например, о том, как советскую делегацию угощали рыбой, которая, при нарушении технологии приготовления, может стать смертельно ядовитой. Одной слишком впечатлительной российской даме стало тогда плохо. Прибежавший шеф-повар был бледнее своего белоснежного колпака, и если б худшей диагноз подтвердился, наверное, готов был сделать себе харакири. Рассказывал Павел и о японской бюрократии, которая не берет взяток, но замотать и отложить в долгий ящик любое полезное дело умеет не хуже бюрократии российской. Говорил он и менталитете японцев, где, несмотря на стремительный прогресс, сохранились неистребимые пережитки феодализма. Прерывая рассказ, мой собеседник вдохновенно декламировал танки. А я, разомлев от горячего саке и креветочного супа, сидел, облокотившись на бамбуковую перегородку, и пропитывался ароматом востока:
…Стонущий олень в горах топчет красный кленовый лист Я слышу его крик… И во мне пробуждается печаль осени.Казалось, что и я слышу этот надрывный олений стон, и во мне багряном пожаром бушует осенняя печаль. В голове, между тем, вертелся вопрос:
«Почему этот ценитель красоты и знаток востока, решил вдруг свести счеты с жизнью?»
Видимо прочитав это по моим глазам, собеседник вдруг погрустнел и тихо, почти шепотом произнес:
— Я понимаю, о чем вы хотите спросить, но из деликатности никогда этого не сделаете. Так вот, я удовлетворю ваше вполне законное любопытство, и, как на исповеди, скажу «Устал от бессмертия!»
И вот тут я внутренне напрягся:
«Точно, сумасшедший! Сейчас опять в дурь попрет».
Мой собеседник, тем временем, придвинул к себе портфель, с которым не расставался, даже собираясь прыгать под поезд. Предмет, который он оттуда извлек, был одновременно похож на огромную компьютерную мышь и на половинку переросшего яйца Фаберже. Непонятные символы тонкой вязью покрывали его отшлифованную поверхность. И все же некоторые признаки указывали, что это не фетиш древнего культа, а предмет имеющий отношение к технике.
— Вот оно мое проклятие и бессмертие! — с театральным жаром произнес несостоявшийся самоубийца…