Три жизни Иосифа Димова
Шрифт:
Когда Вася и секретарь вышли, я закурил сигарету, небрежно выпустил кудреватое колечко голубого дыма и, придав своему тону как можно больше презрения, выпалил:
– Ну что, отбрил тебя Василий Ефремов как полагается, а? Из-за твоего идиотского злопыхательства ему приходится уезжать преждевременно!
Яким Давидов окинул меня мрачным взглядом, помолчал с минуту, потом, пожав плечами, заявил:
– Почему? Может, ему действительно необходимо присутствовать на важном совещании. Ты откуда знаешь?
– Не притворяйся дурачком! – сказал я.
– Василий Ефремов – видный
Я выпустил второе кудреватое колечко дыма прямо в его лошадиную физиономию и сказал:
– Нечего прятаться за принципы, я-то тебя знаю, как облупленного! Ты придумал все это, чтобы изолировать его от меня: вдруг я скажу ему словечко, которое нанесет ущерб твоим интересам. И еще – чтобы уязвить меня, я ведь еще со школьных лет для тебя как бельмо на глазу!
Вместо того, чтобы гневно сдвинуть брови и указать мне на дверь, Давидов пододвинул ко мне пепельницу – от его глаз не укрылась просыпавшаяся на ковер кучка пепла, – спокойно откинулся на спинку стула и по-архиерейски сложил руки на животе.
– Вот уж не думал, что тебе не дает покоя мое директорское кресло! – промолвил он снисходительным тоном и губы его искривились в иронической усмешке.
За последние годы он располнел, и эта улыбка на обрюзгшем лице казалась еще более отвратительной, чем раньше. У него был вид банкира, который измывается над попавшим в беду должником.
– Мне наплевать на твое директорское кресло и на все директорские кресла в мире! – вспылил я. Меня душило бешенство, казалось, в груди неистовствовала сотня демонов. Я сознавал, что перебарщиваю, что слова мои чересчур грубы, но уже не мог сдержаться.-Директорские посты предназначены для таких как ты, кто не способен ни на что дру-гое,кроме как подписывать бумаги зелеными чернилами!
– Должен тебе сказать… – Яким Давидов опять усмехнулся невыносимо оскорбительной улыбкой. Он сидел в той же спокойной позе, шевеля большими пальцами. – Должен сказать, что твоя кандидатура обсуждалась очень серьезно в самых ответственных инстанциях. Товарищи трезво и объективно оценили твои способности, твою подготовку и пришли к выводу, что в отношении уровня профессиональных знаний и возможностей ты, бесспорно, на высоте. И все-таки не решились назначить тебя на руководящую должность. Как ты думаешь, почему?
– Меня это мало интересует! – я сердито тряхнул головой.
– Да потому, что были досконально проинформированы об одном твоем качестве, любезный старый друг, качестве, которое не к лицу руководителю такого важного института, как наш. Ты ведь романтик! Тебе еще со школьных лет были свойственны романтические увлечения. Руководителю какого-нибудь гуманитарного института твой романтизм, может, и пригодился бы, но директора центра электроники и кибернетики романтические порывы могут привести к катастрофе.
– Вот как! – оборвал его я, с трудом преодолевая желание ухватить моего зложелателя за воротник его элегантно го пиджака. – А можно поинтересоваться как ты проинформировал этих ответственных товарищей, какое толкование дал этим двум словечкам – „романтические увлечения”? Какое содержание в
– Очень просто: при таком руководителе наш институт вместо того чтобы создавать проекты электронно-вычислительных машин, в которых нуждается наша промышленность и на которых существует спрос на международном рынке, ударится в разработку проектов говорящих роботов! – Яким Давидов самодовольно1 расхохотался. От его смеха демоны вновь подняли головы, хотя, честно говоря, смех этот был беззлобный, в нем не сквозила насмешка.
– Что ж, на другое толкование твой ум, конечно же, не способен! – сказал я презрительно.
Черт возьми, почему этот разговор не происходил на станции Церовене, чуть левее перрона!
– Йо, давай поговорим по душам, без обид, ведь мы с тобой старые друзья. Разве ты на моем месте не поступил бы так же? – Он наклонился вперед и положил руки на стол.
– Признайся!
И тут, кто знает почему, что-то перевернулось в моей душе, демоны вмиг испарились, словно их ветром сдуло. Душу охватило тоскливое равнодушие, казалось, после долгих колебаний я наконец принял тягостное, но безвозвратное решение и больше незачем волноваться и переживать.
– Сейчас скажу, что бы я сделал, – промолвил я уже ровным голосом. – Мой институт, безусловно, проектировал бы ЭВМ, но его сотрудники работали бы и над другими проблемами, самой важной из которых я считаю проблему искусственного интеллекта кибернетического машиночеловека. Эти два вида деятельности, товарищ руководитель, отнюдь не „романтические увлечения”, а умение идти вперед в ногу с современностью, которая, к твоему сведению, есть одновременно наше настоящее и будущее. Но к чему я говорю тебе все эти вещи? Ты ведь не способен их даже вызубрить!
– Послушай, мой нахальный друг, – Яким Давидов начал терять самообладание, в его глазах заплясало знакомое бешеное пламя, – наше государство не требует от меня, чтобы я фабриковал говорящих роботов, и потому вверенный мне институт не занимается проблемами роботики. И то, как я отношусь к данному вопросу, – мое личное дело. Это раз. А во-вторых, я должен тебе заявить, что ты неблагодарный тип, каких мало. Вместо того чтобы в ножки мне поклониться, ты меня поносишь! Бросаешься словами, на которые мне стоило большого труда не обращать внимания. А кто тебе выделил лучшую лабораторию, оборудованную по последнему слову техники, как нельзя более пригодную для твоих исследований и опытов? Тебе известно, сколько неприятностей, сколько хлопот доставляет мне этот вопрос? Раньше в эту лабораторию имели доступ все старшие научные сотрудники, а теперь -ты один! Тебе мало этого?
– Можешь сделать ее опять общедоступной! – заявил я. – Зачем она мне? Разве я могу заниматься своими кибернетическими установками, если мне приходится изо дня в день работать над задачами, вытекающими из общего плана? Я просиживаю в лаборатории субботние и воскресные дни, но ведь этого ничтожно мало. Ты прекрасно знаешь, что результаты моей работы при таком положении будут равны нулю, но ты должен продемонстрировать перед сотрудниками института и перед руководящими товарищами свое великодушие, свою дальновидность руководителя и ученого!