Три зимовки во льдах Арктики
Шрифт:
И вот наступило долгожданное 23 октября. Этот день начался, как обычно: вахтенный разбудил людей, мы позавтракали и разошлись по судовым работам. Машинная команда продолжала готовить лебедку для глубоководных измерений. Буторин и Гаманков возились на льду, устанавливая прибор для измерения осадков. Радисты заряжали аккумуляторы от аварийной динамомашины. И только праздничные флаги, развевавшиеся над кораблем, напоминали о том, что этот день не такой, как все.
В 17 часов 30 минут судовые работы были закончены. Люди разошлись по своим каютам, чтобы немного отдохнуть и привести себя в порядок.
Из кают-компании доносился звон посуды, - там священнодействовал наш кок, которому помогал дневальный.
Я перелистал дневник научных наблюдений, выписал на отдельный листок несколько цифр для доклада, отправил очередные служебные телеграммы и вышел на палубу, чтобы посмотреть, не готовят ли нам льды какого-нибудь сюрприза в праздничную ночь.
Наступила уже ночная темнота. Звезды прятались в облаках. Поэтому даже в двух шагах от корабля почти ничего не было видно. Под ногами похрустывал снег. Свежий южный ветер пел свою заунывную песню. Он не менял своего направления уже трое суток, и теперь мы снова двигались прямо к северу. Но ледяные поля пока что вели себя спокойно, и звуков торошения не было слышно...
В кают-компании уже собрались аккуратно одетые, чисто выбритые и причесанные седовцы. Дмитрий Григорьевич Трофимов пришел в кителе, на котором поблескивал золотом и эмалью орден Трудового Красного Знамени, полученный им за сквозной поход с востока на запад по Северному морскому пути на ледоколе «Литке». Буторин ради торжественного дня достал из сундучка старательно сберегаемый им синий костюм. В новом костюме явился на вечер и доктор.
Верный своей традиции, он надел белый воротничок и галстук. Остальные также оделись возможно параднее - кто как мог.
У всех чувствовалось какое-то приподнятое, праздничное настроение. Вряд ли можно было предполагать в сумрачный вечер 23 октября 1937 года, когда наши корабли остановились в дрейфующих льдах далекого теперь от нас моря Лаптевых, что годовщина этого безотрадного вечера станет праздником для нас. Сколько тяжелых и удручающих мыслей приходило тогда в голову! Как трудно складывалась обстановка! Но ведь всякая победа только тогда по-настоящему радостна, если она досталась недаром. И теперь после долгого и трудного пути мы могли смело сказать себе: да, и на нашей льдине праздник...
Стрелка часов подошла к 20 (На циферблате часов «Седова» имелось 24 деления). Я занял председательское место за столом и произнес речь о долге советского патриота. Напомнив о пройденном нами пути, я сказал, что мы вправе гордиться сделанным. Но ведь совершенно очевидно, что каждый честный гражданин СССР работал бы на нашем месте точно так же, как мы. Мы лишь выполняли свой долг, как выполняет его пограничник, который, не щадя своей жизни, бдительно охраняет границу, стахановец, который, не щадя своих сил, трудится над усовершенствованием производства, или деятель науки, который, не считаясь со временем, просиживает ночи напролет над смелым проектом, сулящим славу и могущество родине.
– Наша работа кое в чем напоминает и то, и другое, и третье, - говорил я, - нам приходится и вести оборону корабля от наступающих льдов, связанную с риском для жизни, и трудиться над техническими усовершенствованиями производства, и налаживать серьезную научную работу. Поэтому нам подчас приходится трудновато. Но ведь зато родина, партия, великий Сталин щедро вознаграждают нас своей признательностью и заботой, и эта забота согревает и окрыляет нас. Пожелаем же друг другу во втором году дрейфа работать еще дружнее, еще сплоченнее и плодотворнее!..
Мы налили вина в свои бокалы и подняли их за счастливую страну, где каждому дано право работать и созидать и где обеспечены все возможности для этой творческой работы, за советских патриотов, которые самоотверженно кренят могущество родины, и за самого большого и славного патриота - Иосифа Виссарионовича Сталина, у которого сотни миллионов людей учатся бороться с трудностями и побеждать их...
Грянули аплодисменты, раздались приветственные крики, - весь наш экипаж бурно приветствовал вождя.
За столом мирно текла непринужденная дружеская беседа. Мы перебирали наиболее выдающиеся события минувшего года, мечтали о будущем, говорили о родных и близких, которые в эти часы вспоминали о нас теплым словом. Когда подходил очередной срок радиосвязи, дядя Саша отправлялся в свою рубку и некоторое время спустя возвращался оттуда с ворохом приветственных телеграмм.
В самый разгар вечера дядя Саша, с трудом сдерживая улыбку, заявил:
– Капитан, пожалуйте в рубку. Корреспондент новгородской газеты желает получить у вас интервью...
Все захохотали. Я невольно удивился: как он добрался до нас, новгородский корреспондент?
Все объяснилось очень просто. Предприимчивые работники редакции новгородской газеты завербовали в качестве, специального корреспондента одного из радистов мыса Челюскин, своего земляка. Исполнительный полярник передал привет от своей редакции и потребовал от нас подробного отчета о том, как мы встретили юбилей...
Когда мы с Полянским вернулись в кают-компанию, веселье было в полном разгаре. Алферов и Шарыпов плясали «русскую», потом наши механики пели хором любимую песню Полянского «Раскинулось море широко», потом кто-то опять плясал...
Но к часу ночи все утихло, и мы прильнули к репродукторам, - сейчас должна была начаться радиопередача из Москвы, посвященная дрейфу «Седова». И вот, наконец, хорошо знакомый голос диктора произнес:
«Начинаем передачу для экипажа ледокольного парохода «Георгий Седов».
Несколько часов продолжался праздничный концерт. Были выполнены решительно все наши заявки, за исключением одной: Краснознаменный ансамбль песни и пляски был далеко от Москвы, и устроители концерта извинились перед Трофимовым за то, что не могут выполнить его просьбу. Зато программа концерта была значительно расширена за счет дополнительных номеров, и мы просидели у репродуктора до половины четвертого утра.