Три зимовки во льдах Арктики
Шрифт:
В нескольких местах лед треснул и разошелся на 10-15 метров, но вода почему-то в разводье не поднялась и замерзла на 1-1,5 метру ниже поверхности льда - образовались траншеи с вертикальными стенками довольно значительной высоты...»
27 ноября мы находились на 85°29',6 северной широты и 124° 12' восточной долготы. За две недели до 27 ноября координаты были почти те же. Повинуясь изменчивым ветрам, корабль вместе со льдами на протяжении этих двух недель описывал замысловатую петлю, тычась, словно слепой, то на север, то на юг, то на восток, то на запад. Мы сделали за это время круг радиусом в 7 миль.
Казалось, что
Уже 1 декабря ветер перешел к западу и внезапно засвежел. Небо покрылось лохматыми облаками, первыми вестниками шторма. Поднялась пурга. Начинался настоящий ураган - третий за один месяц! Было от чего приуныть: вместо долгожданного успокоения зима принесла новое обострение ледовой обстановки.
Пурга наметала на льду чудовищные сугробы, вышиной в несколько метров. Слой снега покрывал судно, словно теплое пуховое одеяло. Стоило на минуту выйти наружу - и пурга мгновенно забивала снегом лицо, запорашивала глаза, ноздри, покрывала всю одежду ледяным панцирем.
Только 5 декабря пурга прекратилась, ветер отошел к северо-западу и начал стихать. Температура повысилась до минус 4,8 градуса. Небо стало проясняться. Показалась луна. И сразу же, точно по волшебству, изменилось все окружающее. Дрожащий лунный свет превратил нагромождение льдов в прекрасные сказочные замки, крепостные стены какого-то сонного царства. Сам «Седов», засыпанный снегом, с обледеневшим такелажем, напоминал гигантскую елочную игрушку, осыпанную сверкающими блестками.
Это феерическое зрелище лишило покоя наших фотолюбителей. Даровое лунное освещение обеспечивало идеальную четкость снимков. Немедленно все аппараты были извлечены из чемоданов и ящиков, и через несколько часов торжествующие фотографы демонстрировали свои негативы: десятиминутная выдержка обеспечивала прекрасные фотографии. Но в самом разгаре этих мирных занятий Арктика вновь достаточно внушительно напомнила о своей традиции: перемена ветра неизбежно должна вызвать подвижки льда.
Дело было после обеда. Воспользовавшись тихой, ясной погодой, Буйницкий, Гетман, Недзвецкий и Шарыпов отправились строить новый снежный домик для магнитных наблюдений, после гибели нашей старой базы эти наблюдения снова пришлось вести в тоненькой шелковой палатке.
Через полчаса на корабль неожиданно примчался запыхавшийся Гетман. Он отыскал меня и одним духом выговорил:
– Возле палаток на новом месте трещина...
Это была крайне неприятная новость: неужели наша работа прошла даром и теперь, после трех недель упорного, нечеловеческого труда, придется все начинать сызнова и отыскивать третье поле?..
Гетман возбужденно продолжал, суетливо жестикулируя:
– Как змей подползла. Как змей! Разглядеть ее трудно - ниточка. На самую-самую малость под палатку не пролезла...
Я позвал своего старшего помощника:
– Андрей Георгиевич! Лед под палатками трескается. Надо проверить. Захватите с собой Буторина и Гаманкова...
Через несколько минут старпом и боцман в сопровождении Гаманкова и Гетмана уже побежали по льду к палаткам, смутно темневшим среди голубоватых скал.
Пока люди добрались туда, предательская трещина, которая только что была едва заметна, разошлась на 2 метра. Большая палатка с нашим драгоценным аварийным запасом едва не повисла над дымящейся черной бездной, - она теперь стояла всего в полуметре от воды. Одна оттяжка была оборвана, и конец ее, закрепленный по ту сторону трещины, полоскался в стылой воде.
Извилистое разводье уходило с юго-востока на северо-запад до пределов видимости. По ту сторону лед с тихим шорохом перемещался, и оттяжка, оторванная от палатки, уплывала на север.
Андрей Георгиевич немедля организовал работу. Пока Буторин свертывал палатку, остальные люди привычными, ловкими движениями хватали ящики, тюки, бочки и оттаскивали их подальше от трещины, на новое место.
К 17 часам разводье беззвучно разошлось в полынью в 40 метров, а на севере открылось новое разводье. Оно шло наперерез первому и смыкалось с ним. Лопнул лед и на юге, в каких-нибудь 50 метрах отсюда. Одним словом, повторялась знакомая картина: могучее ледяное поле на глазах у нас превращалось в какую-то груду бесформенных обломков.
К ночи все как будто бы утихло. Разводья внезапно сошлись, нагромоздив новые гряды торосов.
Закончив вахту в полночь, я еще раз окинул взором причудливый лунный пейзаж. Было тихо. На небе мерцало полярное сияние. Вокруг луны дрожал радужный круг. Высоко, почти в самом центре небосвода, светилась холодная и равнодушная, но в то же время величественная и гордая Полярная звезда.
Я ушел в каюту и сразу же крепко заснул. А под утро меня разбудили скрип снастей, вой ветра и шорох льда. За ночь все вокруг резко изменилось. Ураганный ветер неистово рвал заиндевевшие праздничные флаги, поднятые над кораблем в честь Дня Конституции. Все небо было закрыто облаками, кругом снова все было черно и неприветливо. Пурга наметала новые и новые сугробы; корабль, казалось, врастал в лед и становился все меньше.
Четверо суток выл ветер. А к вечеру 9 декабря в его заунывную музыку вплелись знакомые басовые нотки льдов, - трещины вокруг судна возникали с такой быстротой, что казалось, будто какой-то невидимый гигантский топор рубил ледяные поля на куски. Трещины возникали в беспорядке и шли в самых различных направлениях. Они то пересекали друг друга, то шли параллельно, то бессильно упирались в торосы, то рвали торосистые гряды с необычайной легкостью. Предугадать направление и размеры очередной трещины было немыслимо.
Мы напряженно всматривались вдаль, туда, где стояли наши палатки; порвет или не порвет? Это была какая-то нелепая лотерея, невольные участники которой вынуждены были ставить на карту все, что у них было: силы, здоровье, надежды...
В 23 часа 30 минут из-за палаток послышался глухой удар, и на белом поле льда легла черная тень.
– Порвало!..
– Алферов, Недзвецкий! На лед! Осмотреть палатки!
– скомандовал я.
Вооруженные фонарями и баграми механики помчались по льду к аварийной базе. Через четверть часа красноватые огоньки фонарей беспокойно замелькали в воздухе, описывая круги. Это был призыв о помощи. Немедленно начался очередной общий аврал. Теперь надо было спасать малую палатку, в которой находилась аварийная радиостанция, - новая полынья раскрыла свою дымящуюся пасть в нескольких метрах от нее. Кроме того, в разные стороны от малой палатки расходилась целая сеть трещин, бравших свое начало в каких-нибудь 5-20 сантиметрах от края полотна.