Тридцать четыре Ежки для Кощея. В погоне за женихом
Шрифт:
— Пока ты не скажешь мне, почему следишь за воинами Гведора, ты никуда не пойдешь,— преградил мне путь Драгомир.
— Тут не о чем говорить, — отмахнулась я. — Не понравились они мне и все.
— Говори. — На лице Драгомира появилось холодное отстраненное выражение.
Я едва удержалась, чтобы не дать деру.
— Божечки, как с вами сложно… — пробормотала я, глядя в сузившиеся глаза Кощея. Кажется, его терпение было на исходе. Я не видела иного выхода, как признаться в малом: — Я случайно узнала, что король Гведор хочет напасть на соседние
— Кто тебе рассказал о его планах? — заинтересованно спросил Драгомир. Его лицо прояснилось, и я с облегчением перевела дыхание, однако расслабляться было рано.
— Знакомый, почти что близкий родственник.
— Настолько близкий, что не побрезговал предать своего господина? — его вопрос сильно смахивал на ругательство и, вспомнив о Зиги, я разозлилась. Он не заслуживал, что бы о нем отзывались в подобном тоне.
— Это один из самых достойных людей, кого я знаю. У него были достаточно веские причины, чтобы обличить короля Гведора, — произнесла я, вложив в слова всю гордость, что испытывала за пушистого друга.
— Там… там мертвая девушка! — внезапно выскочил из кустов Зиги.
— Какая девушка? — переспросила я. – О чем ты?
— А мне, откуда знать? — в панике выкрикнул королевич.— Знаю, что она лежит на скамейке без движений.
— Ты в этом уверен? — уточнил Драгомир.
— Я несколько минут за ней наблюдал, — возмутился Зиги. – За все время они ни разу не пошевелилась.
— Показывай, где она, — велел Кощей, и мы пошли за королевичем.
Свернув на развилке, мы прошли еще немного и под сенью березы увидели неподвижно сидящую на лавочке девушку. Ее голова была откинута на деревянную спинку, а руки безвольно лежали на коленях. Беспомощно нелепо раскинутые ноги тонкими каблуками упирались прямо в землю.
Мы с Кощеем подошли к девушке. На спокойном, ничего не выражающем лице застыли широко распахнутые глаза. Пустой, безучастный взгляд был устремлен вдаль и, казалось, заблудился в листве. Ярко-алые губы были слегка приоткрыты в улыбке, буквально пропитанной обещанием удовольствия. На щеках играл яркий румянец, особенно выделяющийся на бледной, почти фарфоровой коже. Девушка напоминала красивую сломанную куклу, которая надоела кукловоду. На фоне восхода это выглядело немного жутковато. Первые лучи солнца золотили темные длинные волосы. Драгомир наклонился к девушке и приложил пальцы к ее шее.
— Марина жива, пульс есть, но слабый.
Кощей знал ее имя! Он что, успел перезнакомиться со всеми невестами? И ведь имя не поленился запомнить! Это открытие оказалось чертовски неприятным. А чего, собственно, я злюсь? У меня Елисей есть, а Драгомир пусть катится к своим невестушкам и очаровывает их сколько пожелает. Зря, что ли, они прибыли! Невероятно, но злость как рукой сняло. Я вспомнила о девушке.
Марина была красавицей, ее вполне могла отравить какая-нибудь из соперниц. Одна ее поза, а точнее то, как она сидела, как были вывернуты ее руки, как подогнулись ноги… все говорило об одном: это не самоубийство.
Кощей, видимо, был того же мнения. Он коснулся губ девушки и на его пальцах остался красный след. То, что я раньше приняла за неестественный оттенок губ, было не что иное, как остатки зелья. Я сглотнула внезапно появившийся комок в горле. К Марине применили не простую бытовую магию. Кто-то намеренно ее опоил зельем Морфея, рассчитывая, что она не очнется.
— Ее околдовали?! — эта мысль напугала меня саму, потому что это могло означать одно – по замку разгуливал убийца.
— В зелье, вплетено усыпляющее заклинание, — с видом знатока поделился Зиги, и деловито посоветовал Драгомиру: — Разбуди поцелуем красавицу - и дело с концом.
Какой там дело с концом! Ему надо - пусть сам и целует. Идея пушистого друга мне не совсем понравилась, что я и озвучила, не раздумывая:
— Ты уверен, Зиги? А вдруг это не усыпляющее зелье и ты ошибся? — Я знала, что такое маловероятно, но продолжила напирать: – Лежала она себе спокойно на лавочке – пусть и дальше лежит, пока зелье не ослабнет.
— И сколько ей сидеть в парке пока не выветрится зелье? — воспротивился Зиги, — Нам не известна концентрация зелья. Чего тянуть? Целуй!
Отчего-то при одной мысли, что Драгомир поцелует эту куклу, мне стало совсем не по себе. Что на меня было совершенно не похоже.
«Наверное, я просто поддалась общему ажиотажу вокруг Драгомира»,— попыталась успокоить я себя, но легче все равно не стало.
— Для того, чтобы нейтрализовать действие зелья, не обязательно целовать красавицу,— назидательно произнес Кощей, приложив пальцы к виску девушки.
«Красавицу?!» - меня неожиданно задело, что Драгомир находит эту выдру красавицей. Не так уж она и хороша. Не заметив моего раздражения, Драгомир продолжил:
— Поцелуй – это проводник и не более того, достаточного одного прикосновения, чтобы восстановить циркуляцию в поврежденной ауре и избавится от действия зелья.
Узнав, что Драгомир не будет целовать Марину, во мне разлилось неуместное облегчение.
— У тебя глаза радостно заблестели? С чего бы это? — подозрительно спросил Зиги, неосознанно выдавая меня. Пристальный взгляд Драгомира сразу остановился на мне.
— Не понимаю, о чем ты, — пробормотала взволнованно и уставилась на бутоны тюльпана, на котором блестели первые капли росы. Меня снова накрыло чувство вины перед Елисеем.
— Ты что-то не договариваешь, — уперся Зиги.
— Отстань, — шикнула, не глядя на него, и, немного успокоившись, повернулась к Драгомиру, полностью сосредоточенному на Марине.
Кощей выглядел напряженным. Стиснув зубы, он не сводил глаз с девушки. Воздух возле него стал более плотным, почти осязаемым. С пальцев Драгомира сорвались серебристо-голубые искры и метнулись к девушке. Румянец с ее лица спал, а губы приобрели естественный оттенок. Ресницы дрогнули, и девушка открыла глаза, ее взгляд постепенно стал осмысленным.