Тридцать дней в красной зоне. Заметки врача
Шрифт:
Помню, однажды вечером я отвел сына в школу единоборств и смотрел, как он тренируется на ринге. Позвонили из клиники, спросили, не могу ли я приехать. Сына нельзя было оставить – пришлось просить дежурного врача поискать кого-нибудь другого. Прошло двадцать минут, и на экране смартфона высветилось «Директор»:
– Добрый вечер, дорогой. Мне нужна твоя помощь.
Интересно, подумал я, что мешает ему просто велеть мне мчаться со всех ног в клинику?
– Чем могу быть полезен? – ответил я, одновременно отправляя жене СМС с просьбой приехать и заменить меня.
– У больного
– Скоро буду.
– Извини, что пришлось потревожить.
Тут важно еще и то, что большинство директоров на месте Анджело уехали бы домой и там ждали результата. Каково же было мое удивление, когда я увидел его в клинике! До конца совместной операции, завершившейся около полуночи, он находился там с хирургами, медсестрами и молодыми ординаторами. Просто за компанию.
Еще один случай: я оперировал добрую знакомую Анджело, и в конечной фазе операции у нее возникли проблемы. В тот момент я подумал, что моей карьере конец. Но Анджело, остававшийся рядом со мной до часа ночи, просто ждал, пока ситуация выправится. Потом пожал мне руку и сказал, чтобы я отправлялся спать.
Надеюсь, понятно, почему я начал с того, что Анджело – настоящий мужчина и старший товарищ. О том, что он прекрасный хирург, и говорить излишне.
Вернемся к собранию. Директор начал так:
– Дорогие коллеги, для меня самое важное – безопасность сотрудников. Никто не бросит вас в бой без адекватной защиты. (Как потом оказалось, он сдержал слово.) Но не менее важно наше участие в общей миссии. Когда начинается война, все молятся на воинов. Сейчас началась война против невидимого врага, который сжигает людей изнутри. И все молятся на врачей. Нужна ваша помощь. Есть вопросы?
Все молчали.
Директор привел зловещие сведения о заболевших и умерших – у нас в стране, у соседей, в мире. И продолжил:
– Если кто-то захочет уйти – я не осужу. Это ваше право. И позже, когда эпидемия кончится, осуждать не буду. Но если можете, помогите.
Воцарилась глубокая тишина.
– С одной оговоркой: те, кто в одиночку воспитывает детей, те, кто старше 65 лет, и те, кто имеет хронические заболевания, в этой войне участвовать не будут.
В голосе директора слышались и грусть, и некоторая боязнь за коллег, и решимость защищать свой «Рим». В эту минуту мы чувствовали, что в каком-то – очень важном – отношении он всё-таки Цезарь. И нужно идти за ним.
В дальнейшем мы провели целую серию таких же, иногда очень долгих, совещаний, собраний с участием всех специалистов клиники. Подготовить клинику к приему людей, больных новоявленной чумой, было очень непросто.
4. Андреа
Андреа Чубелли – один из самых искусных и опытных сосудистых хирургов нашей клиники. Мы с ним тесно контактировали профессионально, совместно оперировали многих сосудистых больных. Иногда встречались на конференциях, где читали доклады и лекции. Два раза в неделю проводили консилиум, решая, как лечить новых больных, поступивших в клинику. Эту форму сотрудничества мы называли «сердечная команда». Обсуждение лечения больных специалистами разного профиля становится в последнее время модным методом. Но других «общих интересов» у нас не было… Не было раньше. Теперь, когда клинику решили перепрофилировать, врачей распределили по-новому. И мы с Сандро оказались под началом Андреа.
Большинство хирургов из его отделения по разным причинам не могли нам помочь. У кого-то обнаружились хронические заболевания – работа в красной зоне для таких людей равносильна игре в русскую рулетку, но с револьвером, в котором оставлен не один патрон, а почти полный барабан. Кто-то остался дома на самоизоляции. Андреа предстояло за несколько дней познакомиться с новыми сотрудниками, новыми условиями работы и одновременно переоборудовать свое отделение в стационар, где лечат особо опасную инфекцию.
– Что сказать? – обратился он к нам на первом, организационном совещании. – Теперь мы – одна команда. Будем вместе работать, есть, спать. (Некоторые шутливо переглянулись.) Я сам еще толком не пойму, что делать. Тридцать лет проработал в сосудистой хирургии, а вот теперь буду вместе с вами заниматься инфекционными болезнями. Не знаю даже – смеяться или плакать.
– Ничего страшного. Раньше я работал в хирургии, в онкологии, в аритмологии, – что ж, придется инфекционными болезнями заниматься, – отозвался Никола Ламберти. Никола – один из ведущих аритмологов нашей клиники, опытный врач. Энергичный, эмоциональный, с прекрасным чувством юмора, – словом, настоящий южанин.
– И у меня опыт пестрый, – сказал я. – Работал несколько лет на скорой помощи, потом – судебно-медицинским экспертом в морге, потом освоил мою теперешнюю специальность рентгенхирурга. Пришло время пополнить коллекцию.
Все засмеялись. И я тоже. Плакал я раньше, когда изучал эти специальности, поначалу переживая не столько взлеты, сколько падения. А в тот момент, на пороге красной зоны, вместив в одно предложение всю мою жизнь, я мог только смеяться. Было, правда, непонятно, почему смеются молодые коллеги… Видимо, у всех хорошее настроение. Пока…
Мы долго обсуждали нюансы облачения в форму и снятия ее, особенности защитных средств и респираторов. Меня удивляло, с каким вниманием Андреа слушал каждого. Обычно опытные врачи не склонны прислушиваться к тем, кто недавно окончил институт. А он не пропускал ни слова из того, что говорили молодые доктора и медсестры, которые задавали вопрос за вопросом и вносили предложения. После этого мы настроили рации для связи. Потом прошлись по отделению, то есть собственно по будущей красной зоне. Один из наших докторов (тогда я еще не знал его имени) надел всю амуницию целиком и ходил с нами – так сказать, тренировался. Мы обсудили, уже почти без улыбок, где будут находиться шахматы (моя идея), где будем пить кофе, смотреть фильмы (тогда казалось, что хватит времени и сил на развлечения). Всё это продолжалось около сорока минут, после чего мы снова собрались в ординаторской, и Андреа стал рассказывать о клинике и оснащении в целом. Говоря о числе коек, которыми мы располагаем, он деликатно заметил: