Тридцать дней
Шрифт:
— А зачем сделал убийцей?
— Он не только сделал меня убийцей, он уничтожил во мне всякие чувства. Стыд, совесть, сочувствие, любовь. Всё это вело к очередному витку воспоминаний. Через убийства отдалил от людей. Сделал ненавидимым всеми изгоем, приложил старания, чтобы не позволить мне завязать с кем-то дружбу. Это тоже могло спровоцировать воспоминания. У меня не было питомца, не было тех, с кем могла поговорить. Не было права покинуть господина дольше, чем того стребовал его приказ. Только он, всегда он один и никого больше. Он — хозяин, я — его клинок. Верная псина, живущая догмами, которые хозяин вложил ей в голову. Но Вайторис допустил ошибку, первую за четыреста с лишним лет после последнего возрождения, и Скай пробудил то, что так упорно подавлял лже-господин.
— Зачем вы ему, госпожа? Он вас… любит? — это вновь был Войтер.
Злой смех Аквея стал ответом на вопрос младшего леора.
— Любит?! — воскликнул Скай. — Он живет, благодаря Ирис. Она его ключ к бессмертию и могуществу! Она — ключ к жизни всего нашего мира! Не станет ее, Вайторис исчезнет, а вместе с ним и мы все. Надеюсь, этого достаточно, чтобы осознать всю ценность вашей госпожи. Я даже рад, что вы, наконец, оказались готовы услышать ее историю. Теперь вы понимаете, что должны беречь ее пуще собственной жизни. Не по моему приказу, а по собственному разумению. Если остались вопросы, вы зададите их после.
Воины склонили головы, повинуясь словам господина, и отряд возобновил движение. Наши питомцы, нетерпеливо ждавшие, когда мы тронемся с места, вновь помчались вперед, то набрасываясь друг на друга, то снова устремляясь вперед. Я некоторое время наблюдала за ними, с тоской вспоминая своих стражей. Их я создала под руководством и наблюдением отца в период, когда Созидающие начали борьбу за меня. Правда, впервые воспользовалась бестелесными зверями, чьей сутью была чистая сила земли, только тогда, когда Вайторис пришел, чтобы забрать мою жизнь. Великолепные звери, призванные охранять меня, были извращены и отданы негодяю и убийце. Тьма…
— Ты не осознавала себя, — негромко произнес Скай, легко уловивший мои переживания. — Не стоит себя корить за то, что делала, когда находилась во тьме забвения.
— Ты прав, — ответила я. — Просто… грустно. Ты ведь видел их в изначальной сути, и знаешь, во что они превратились. Такие же бездушные и покорные чудовища, каким была я. Порой мне кажется, Вайторис отравляет сам воздух своим дыханием.
— Из согревающего огня он превратился в ненасытное смертоносное пламя. Честолюбие стало для Созидающего топливом. Оно пожрало душу, творившую жизнь, не оставив даже угля от былой сути. Но мы погасим это пламя, оно слишком долго полыхает за стенами его логова, уже не принося ни тепла, ни пользы. Одни только разрушения.
— И вновь ты прав, жизнь моя, — улыбнулась я.
— Как всегда, — хмыкнул водник.
— Честолюбие может превратить мирный ручеек в бушующий океан, — усмехнулась я, насмешливо поглядывая на зазнайку.
Он перегнулся с седла и произнес завораживающим глубоким голосом:
— Только в твоих объятьях, ягодка.
Я закатила глаза, но вскоре рассмеялась, ответив игриво:
— Сегодня ночью ты был всего лишь рябью на озерной глади.
— А вот это уже оскорбление, — насупился водник. — За него придется держать ответ.
— Мне опасаться или надеяться?
— Ох, доиграешься, лейда Аквей, — прищурился Скай. — Закончим с делами, и ответишь за все сполна. Пощады не будет.
— Даже не надейся на мои мольбы, — хмыкнула я.
— Завяжу тебе рот, чтобы их не слышать.
— Кажется, мой рот, леор Аквей, вам чрезвычайно нравился.
— Я найду, чем его заменить. Хвала Высшим Силам, они одарили женщину достаточным количеством потаенных местечек для излияния страсти.
— Пошляк! — возмутилась я, вдруг отчаянно краснея.
— Правда? А еще сегодня ночью называла находчивым и жадным до удовольствий…
— Ясноокая Ирис. Повелитель воды.
— Вот Тьма, зачем так подкрадываться, Оэн?! — возмущенно воскликнул Аквей, когда к нам подлетел айр и опустился прямо перед мордами Цветика и Бурана. Жеребцы остались спокойны, им приходилось проходить и не через такое. — Мы вели важную беседу, не предназначенную для чужих ушей…
— О, — летун сложил крылья и возвел глаза к небу. — Не знал, что люди держат в секрете то, чем мужчина и женщина…
— Довольно, — сухо велел Скай. — Забудь о том, что услышал.
— Мои уши закрыты и память чиста, Повелитель воды, — заверил айр. — Элдры уже в сборе. Триги еще не подошли.
— Они ждут, когда я открою им врата, — ответил водник, спешиваясь.
Он снял меня с седла, покосившись на Войтера. Тот с интересом рассматривал айров, и до господина и его жены молодому воднику не было никакого дела.
— Ты злопамятен? — спросила я, пряча улыбку.
— Я внимателен, — ответил Аквей, по-хозяйски обнял меня за талию и увлек за собой, предоставив леорам разбираться с нашими жеребцами.
Мы находились на равнине без единого деревца. Открытое пространство простиралось, насколько хватала взгляда. Подсохшая из-за прямых солнечных лучей трава тихо шуршала под ногами. Я подняла взгляд к бесконечному голубому небу, совсем такому же цветом, как глаза Региниса. Редкие облака почти не двигались по небосводу. Реальность вдруг показалась мне нарисованной картиной, и мы были нарисованы на этом полотне. И огромный круг высоких камней, внутри которого расположились белокрылые мужчины, гармонично дополнял пейзаж. И когда появилась водяная арка, из которой вышли зверолюди, это стало очередным мазком, лишь дополнившим общую композицию. Само место дышало какой-то мистической мощью. От нее сердце замедляло свой бег, дыхание прерывалось, и говорить хотелось только шепотом.
Даже озорники Шейг и Венн вдруг притихли. Они осторожно подбирались к каменному кругу, настороженно разглядывая входивших туда. Наконец совсем остановились. Шейг уселся и тихо заскулил, переставляя передние лапы, змей свил кольца, поднял над ними голову и застыл, не издав ни звука.
— Невероятно, — выдохнула я. — Что это за место?
— Здесь элдры собираются на свой Совет, — приглушенно ответил Скай.
— Сумасшедшая мощь, — я прикрыла глаза, насыщаясь ощущением силы. — А в древности? Что было здесь в древности?