Тридцать один. Часть I. Ученик
Шрифт:
Оторвавшись от голема, я взглянул на обезьян. Выставив руки со сплетенными пальцами, они водили медленный чарующий хоровод.
Мастер Оливье улыбался во все золотые зубы, посматривая то на них, то на голема, то на меня.
Евлампий исчезал и появлялся всё выше и выше, и ударялся всё сильнее и сильнее. Каждое новое падение еще глубже загоняло его в песок.
Обезьяны, а это они, судя по всему, издевались над големом, пытались размазать его по пляжу. Он возник уже так высоко в небесах, что светился, как ещё одна луна. Которая неожиданно сорвалась вниз и обрушилась
– Хватит, – проворчал мастер Оливье.
Обезьяны разорвали круг и невозмутимо расселись у костра, принявшись за дымящееся мясо. Кусали шашлык с палочек, на которые его нанизал дядя, и весело переругивались.
– В пятый раз ухнулся, как мешок гнилой рыбы, даже брызги полетели!
– Откуда в боеголеме брызги? Он же каменный!
– Это слёзы несбывшихся надежд!
Они прыснули со смеху. Чича даже закашлялся, поперхнувшись куском мяса.
Я пораженно глядел на поднимающийся над ямой пар. Кроме развороченного песка ничего не напоминало о големе и молниеносной магической схватке. Оливье посматривал на обезьян с благодушием доброго папочки.
– Крысёныш, – не поворачивая головы, выдал он. – Ты не оборотень, а орк, или читал книгу рецептов с закрытыми глазами?
– С открытыми, – обиженно пробормотал я.
– Тогда, орк, – развеселился Оливье, покручивая ус. – Буковками написано – тролли бестолковые животные. Они не разговаривают!
– Но…
– В зад тебе бревно! Не калякают, не треплются, даже не мычат! Любой заморский оковалок догадался бы, но ты привёл это чудище сюда. Пригласил на мой корабль! Обещал ему свой гамак и читать сказки на ночь, бочка тухлых моллюсков!
Я потупился. Дядя закончил обвинительную речь и, махнув на меня рукой, присоединился к обезьяньему пиршеству. Я тоже мог незаметно подсесть, но аппетит пропал. Представив, как жуткий голем расстреливает нас с дядей камнями, я сгорал от стыда. Ноги сами понесли подальше от шумной компании на тёмный берег. Стоило обдумать, оставаться на корабле или сойти в Черногорске и заняться привычной работой. Не гожусь я для опасных приключений. Моё предназначение мести двор.
Чёрные волны бились в песок, брызгая в меня горькой водой. Море сердито причитало о тысячах бестолковых учеников погубивших себя и своих учителей. Расстроено плескалось, поминая их лень, невежество и глупость. А пена ехидно лопалась: «неуда-чник, неуда-чник»!
Я прошёл полсотни шагов, когда услышал предостерегающий дядин вопль, и нехотя обернувшись, задрожал перед порталом. Никогда бы не понял, что это, если бы не видел раньше. Даром что ли, провёл столько времени в академии, подглядывая за тренировками студиозусов. Они обычно упражнялись во дворе, и подсмотреть мог каждый желающий. Создавали точно такие же порталы. Один в один марево над каменной дорогой в жаркий день. Дрожащий, искаженный воздух с бледно сияющими крапинками.
– Евлампий сказал…
Закончить я не успел. Меня подбросило в воздух, и понесло в открывшееся жерло перехода. Я даже вскрикнуть не смог, только прикрылся руками, ожидая что сейчас шмякнусь об землю. Песок не перина, падать на него – удовольствие то ещё. Но удар превзошёл все ожидания!
Я грохнулся об гладкий каменный пол и вскочил, потирая ушибленные колени, с ужасом поняв, что перенёсся!
Из сияния появился голем. Он уже не выглядел, как бешено вращающийся шар из камней. Скорее, как очень высокий, крупный уродливый колдун с толстыми руками и ногами из камней посыпанных галькой. С жуткой приплюснутой головой с дырами вместо глаз, носа и рта, которую он сконфуженно вжимал в плечи, чтобы не тереться об потолок.
– Не волнуйтесь, – объявил он, – пришлось взять вас вместо мастера Оливье. – Я объясню свой поступок.
Растолковать он не успел. Я ринулся в портал, надеясь выскочить обратно на пляж, но опоздал. Перемещательные врата закрылись, а я, разогнавшись, чуть не врезался в стену. Очень некстати стоявшую за порталом.
– Не волнуйтесь, – повторил Евлампий. – Вам не причинят вреда. Вы не пленник, вы гость!
Прижавшись спиной к стене, я огляделся. Не похоже на гостевую комнату, скорее на тюрьму. Из тупика был виден серый низкий коридор с безрадостным потолком и жутко блестящим полом, отполированным тысячами заключенных, бредущих на смерть. От этой мысли меня затрясло.
– Как они не хочу! – в отчаянии вскрикнул я.
– Кто? – не понял голем, уставившись на меня двумя дырами, заменяющими глаза.
– Заключенные, – испуганно выдавил я.
– Вы не заключенный, – терпеливо объяснил Евлампий, – вы гость.
Я не поверил. Этот ушлый камень уже один раз обманул меня, когда притворялся говорящим троллем. От него можно ожидать чего угодно! Кто знает, кем он прикидывается теперь.
Голем внимательно глядел на меня, тоже понимая, что не слишком убедителен.
– День был длинный и тяжелый. Вы, наверняка, устали и хотите отдохнуть, – озаботился он. – Я отведу вас в ваши покои. Вы как следует выспитесь, а утром мы всё обсудим.
Он таращился, ожидая ответа, и я кивнул. Что мне оставалось делать, выбора-то нет. Если скажу, что не устал, еще чего доброго заставят работать.
Мы вышли из каменного мешка в коридор и свернули направо. Евлампий едва не терся головой об потолок, пригибаясь, и казалось, что его сложенное из глыб тело, готовится к прыжку. От этого я нервничал ещё сильнее, и вертелся по сторонам, стараясь не смотреть на голема.
Из неровных серых стен с тошнотворными зелеными прожилками, напоминающими испортившееся мясо, выпирали массивные железные двери с ржавыми клепками и внушительными засовами. Лишний раз подтверждая, что мы в тюрьме. Точнее я, а должен был попасть виртуоз, художник и маэстро. Вернее, сквернослов, гад и браконьер.
Мы остановились, и голем с раздражающим скрипом распахнул тяжелую дверь.
– Смазать надо, – проворчал он и вежливо добавил. – Проходите, пожалуйста.
Я подчинился и сразу же услышал, как за спиной задвигается засов. Гостей всегда запирают, не правда ли.