Тридцать один
Шрифт:
– Чича меня убьет. – пробормотал я.
– Когда возвратимся на корабле, ты ее отдашь. – строго сказал голем.
Я кивнул. Отдам конечно, но пока она у меня, можно попользоваться. Я взмахнул пером и над ним появились желтые буквы.
Великий повар проклинает кусочком торта!
Правители тридцати миров приносят соболезнования королевской династии Изумрудного острова. Известный мастер Оливье проклял короля Дарвина. До сих пор, ни одному магу не удалось вернуть монарху подвижность и дар речи. Официальным вердиктом магического сообщества, мастеру Оливье запрещено заниматься кулинарным
Я вздохнул и посмотрел на дядю. Он не обращал внимания на мои манипуляции с пером.
Я еще раз встряхнул подписку.
Загадка вкуса!
Новый кулинар покоряет тридцать миров. Он еще не представлен высшему свету, но его похождения уже обсуждаются в кулуарах. Его троллево колено вызвало фурор на Императорском приеме в Черногорске. Кто он? Что мы знаем о нем? Только имя его наставника…
Я не успел дочитать.
– Что копошишься! – закричал Оливье. – Время дорого!
Я встряхнул перо и спрятал в рубаху.
Мы не успели отойти от радуги, когда из ее сияния вышел архивариус. На его губах блуждала блаженная улыбка.
– Как сказочно прекрасен мир! – проговорил он. – Просидев триста лет в казематах архива, я не представлял насколько он восхитителен.
– Так и знал, что увяжется. – проворчал Оливье.
Взглянув на нас, Тридцать Первый Мровкуб перестал улыбаться и опустил глаза. Дядя, не оглядываясь, пошел вперед. Призывно махнув архивариусу рукой, я последовал за ним.
Нас окружала бесконечная пустошь. Во все стороны простиралась голая земля с редкими клоками пожелтевшей травы. Не очень похоже на Благодатные земли.
– До начала мировой войны. – шепотом поведал Тридцать Первый Мровкуб. – Эти земли выглядели по-другому. – он словно читал мои мысли. – Поглотители выпили из Благодатных земель всю магическую энергию. Прекрасные сады и парки, созданные волшебством, были уничтожены. Богатые урожаи остались в прошлом.
– Прискорбно. – поддержал голем. – Но вы так и не рассказали свою подлинную историю.
– О да, простите. – проговорил архивариус. – Я триста лет просидел взаперти, меня буквально все приводит в восторг. – он пожевал губу. – Чтобы оставаться откровенным, мне придется рассказывать с момента моего сотворения.
– Вы помните свое создание? – удивился Евлампий.
– Немного. Верховные маги, чьи имена вам ничего не скажут, потому что они почили задолго до вашего рождения, создали меня в небольшой пещере. Вблизи замка королевской семьи Семисвета. Надежное место. Помимо магии, защищено еще и удачным расположением. Единственный вход в пещеру находится на отвесной скале над морем.
– К сожалению, мне не довелось побывать в Семисвете. – вставил голем.
– О, это прекрасный мир. Он не пострадал от нашествия поглотителей, оставшись таким же, как до войны.
Оливье не обращал на нас внимания, следуя выбранным направлением. Окружающая местность не менялась, оставаясь голой и безжизненной. Не придумав других занятий, я слушал архивариуса.
– Создатели объяснили мне, что делать, и удалились. – продолжал он. – Моя основная обязанность хранить вложенные в меня знания. Для внесения новых данных, которые они регулярно поставляли, я создал первого гомункулуса. Я назвал его Мровкубом. Книжным червем. – архивариус улыбнулся. – Он производил записи потому, что я не мог делать этого самостоятельно. Потом, мне начали присылать целые книги. Пришлось создавать хранилища и дополнительных помощников. Я впитывал новые знания, мне было очень интересно. На скуку и философствования не оставалось времени. Так прошло двести лет. Архив стал огромным, Мровкубам пришлось расширять пещеры, чтобы вместить новые фолианты. А потом грянула война! Верховные маги сражались с поглотителями. Снабжение сведениями прервалось и, я заскучал. Появившееся свободное время, я посветил размышлениям.
– Полезное занятие. – поддакнул голем.
– Да. Одиночество не тяготило меня, но я мучился из-за другого. Я понял, что видел все миры и многое знаю о них, но я смотрел на них чужими глазами, а понимал не своим разумом. Тогда, я решил покинуть архив и отправиться в путешествие. Чтобы увидеть все воочию.
– Вы странствуете целых сто лет? – удивился я.
– Что вы, юноша. Конечно нет. В те времена, моей мечте не суждено было свершиться. По окончании войны, хозяева вернулись и я сообщил им о своем желании.
– Не разрешили. – догадался я.
– Не перебивай, это невежливо. – встрял голем.
– Вы совершенно правы, юноша. Мне строжайше запретили покидать стены архива. Я слишком ценен и враги могли меня похитить или уничтожить.
Оливье обернулся, с интересом посмотрев на архивариуса.
– Я вам мешаю? – вежливо поинтересовался Тридцать Первый Мровкуб.
Дядя покачал головой и отвернулся, продолжая шагать в одном ему ведомом направлении.
– Я снова погряз в работе. После войны, на меня обрушился такой поток информации, что на время, я забыл даже о своей мечте. Скорее всего, она бы никогда не сбылась, если бы ни одна странность. Как я вам и рассказывал, два года назад моим Мровкубам начали сниться сны.
– Не может быть! – воскликнул Евлампий.
– Вы совершенно правы. Меня тоже потрясло это явление, но поскольку, я чувствую то же, что и гомункулы, сомнений не возникло. Им снились сны. Все началось с безобидных фантазий, а закончилось тем самым кошмаром, который я описывал. Позже, у всех Мровкубов, на теле, начали появляться страшные раны, с трудом поддающиеся заживлению даже при помощи самой сильной магии.
– Потрясающе! Необычайно! – провозгласил голем.
– Пугающе! – закончил вместо Евлампия архивариус. – Я перерыл весь архив и единственное, что раскопал, относилось к смутным временам до прихода магов.
– Чародеи были всегда! – провозгласил голем.
– Всегда! – подтвердил я.
– Вы не совсем правы, не буду вдаваться в подробности, если захотите, мы вернемся к этому разговору позже. Единственное, что я откопал в архиве. В домагическом прошлом существовали шаманы. Исходя из скудных источников, они могли проникать в сны и еще многое такое, что современным волшебникам недоступно.
– Никогда не слышал о шаманах! – раздраженно воскликнул голем.
На этот раз, промолчал я. Я-то слышал о шаманах и даже знал одного лично, отец водил меня к нему. Всю жизнь буду помнить его вонючую задымленную хижину и морщинистые руки с черными загнутыми ногтями.