Тридцатая застава
Шрифт:
Одновременно он послал телеграмму Юлии с адресом Николая. А через месяц Дубровина, оставив на попечение бабушки ребенка, вернулась в полковую санчасть. Какой конфуз перенес Байда, когда оказалось, что описанный им Другу «казарлюга» — девочка…
Месяц этот после получения телеграммы Юлия провела в госпитале. Многое узнали ветераны тридцатой по рассказам Юлии о судьбе своих друзей,
…Тяжело раненый Тодор Падурару попал в сигуранцу и был осужден на двенадцать лет каторжных работ. Вместе с отцом забрали и его дочь Марику. После пыток отпустили, надеясь через нее выследить Думитру Лабу, который скрывался в лесах. Слишком большие счеты были у сигуранцы с Думитру — убийство офицера, дезертирство, помощь пограничникам… Он знал, что его ожидает смертная казнь, и без колебаний ушел в партизаны, где и встретился с Лубенченко.
— Рассказывал Николай, что из Думитру вырос хороший командир, опытный конспиратор. Он и возглавил отряд после ранения Николая и сейчас продолжает бороться с оккупантами… Разметала война людей по свету, когда-то снова соберемся вместе? Ногу мы с Николаем отстояли, но в строй он не скоро вернется. Ведь у него не только с ногой такое…
— Мы живучи, Юлия! Еще и повоюем с Николаем, и на свадьбе твоего «казарлюги» погуляем! — балагурил Банда, чтобы отвлечь женщину от грустных мыслен.
«Удивительный человек! Сколько пережито, сколько горя перевидано, а рассуждает, как школьник. Завидный заряд оптимизма заложен в нем», — думала Дубровина, глядя на улыбающегося Антона.
Откуда ей было знать, сколько душевных ран скрыто за внешне игривым настроением, показной веселостью. После освобождения Днепропетровска Антон узнал о гибели брата Евгения, возглавлявшего партизанский отряд в Приднепровье. А сколько близких друзей потерял за эти годы!
Но политическому воспитателю не положено выворачивать наизнанку свою душу, обнажать свои раны. Его обязанность — лечить душевные рапы своих подчиненных.
Победное шествие третьей военной весны застало пограничников на подступах к заветным рубежам. В изнурительных походах, в кровавых боях без малого три года готовились они к
— Итак, товарищ начальник отряда, — говорил Кольцову генерал Кузнецов, назначенный начальником пограничных войск округа, — получайте приказ на охрану границы. Бои идут уже на территории врага. Только последние боевые соединения перейдут на сопредельную сторону, немедленно закрывайте все участки в довоенных пределах…
— Людей бы нам, товарищ генерал… — заикнулся Кольцов, но Кузнецов прервал:
— Знаю. Поредели наши ряды. Но какие люди остались у нас! Да каждый из них и за себя, и за своих погибших товарищей один справится. Верно, Антон Савельевич? — повернулся генерал к Байде.
— Верно, товарищ генерал, но…
— Никаких «но»! Сейчас каждый из нас должен работать за десятерых. Учтите: вслед за разгромленными фашистами от самой Волги тянется разное охвостье — полицаи, старосты, разный сброд. Среди них есть явные или скрытые враги, а есть и просто запуганные, растерявшиеся… Нельзя всех под одну гребенку… Вопросы будут?
— Все ясно, товарищ генерал!
Оставшись вдвоем, Байда и Кольцов долго молчали, обдумывая новые задачи.
— Грустно, — первым нарушил молчание Кольцов. — Сколько нас осталось, стариков? Собрать из всего отряда— одной заставы не укомплектуешь…
— Не надо, Сергей… Мертвым народ воздаст почести по заслугам, а мы займемся живыми.
И они углубились в дела, часто вспоминая павших в боях товарищей, которые так нужны были сейчас. Но мертвые не подымутся из братских могил. Надо воспитывать новую смену так, чтобы она была достойна своих предшественников-победителей.
Восьмого апреля 1944 года отряд всеми тридцатью заставами встал на охрану границы в ее довоенных пределах.