Тридевять земель
Шрифт:
— Естественно, – буркнула Мари. – Раз по пятьдесят в день. Это моя работа.
— Постарайтесь ближайшие два дня воздержаться. Завтра и послезавтра – ко мне на обследование, в первой половине дня. Лучше всего – как проснётесь.
— Началось, – проворчала Мари.
— Вы – уникальный случай, – пояснил ничуть не смутившийся доктор. – Спрошу попросту: вы хотите выносить и родить здорового ребёнка?
— Идиотский вопрос, доктор… простите, я сегодня что-то злая. Разумеется, хочу. Всё, не продолжайте, и так ясно: тогда слушайтесь. Буду слушаться. Ворчать тоже буду, даже и не
— Это сколько угодно, – разрешил доктор, жестом предложив Мари присесть. – Если помогает – ворчите на здоровье. Что-нибудь ещё беспокоит?
— Мне по прежней специальности работать можно? Там драться приходится.
— Что-то не похоже, что вам часто достаётся, – заметил доктор. – Никаких гематом, шрамов, следов переломов. Если по вам при этом не попадают, то нет возражений. Сейчас главное – хорошее настроение и самочувствие. Доктор плохого не посоветует. Сэр Ортем, не задержитесь здесь буквально на минуту?
Доктор проводил Мари за дверь, и убедился, что в коридоре есть, кому приглядывать за ней.
— У вас есть на неё влияние, сэр Ортем? Я получил её личное дело из префектуры Парижа. Скажем так: мадам Фурье не очень любит выполнять приказы.
— Время покажет, доктор. Насколько помню, ей никто не указ.
Доктор покивал.
— Важно, чтобы она пока избегала волнений и принимала лекарства. Там витамины, всё такое, ничего особенного. И никаких драк, конечно, если есть малейший шанс, что её могут стукнуть. Постойте, так ведь она теперь в нашем доме живёт, верно? Ну, тогда будет проще проследить.
– - -
Оружейник выглядел задумчивым.
— Ваш пистолет, сэр Ортем, – кивком указал он на стол. – Есть вопросы?
— Есть несколько. Не поясните, почему охолов до сих пор не переловили? Жить им негде – в руинах долго не протянешь, все старые базы опечатаны. Если у них есть дроссели – их перемещения должно быть видно. Постоянные рейды, и всё равно – меньше не становится.
— Умеете вы задавать неприятные вопросы, сэр Ортем, – оружейник жестом пригласил Артёма за стол. – Чаю? Кофе? Мне под чай легче думается.
— Чай, если можно.
Оружейник поставил перед ними обоими чашки.
— Всё верно подмечено. Прятаться им вроде бы негде – в город без личного знака просто так не войти, по всему периметру есть датчики. Но, как вы понимаете, мы не контролируем всё полностью и абсолютно. Если человек без личного знака – охол – попробует остаться в городе, неминуемо себя выдаст, во всех публичных заведениях проходит сверка. Можно поставить датчики гуще, в каждый дом, каждого человека по несколько раз в день проверять полицейскими зондами, устраивать внезапные – скажем, ночные – обыски и облавы…
— Понимаю. Народ такого не поддержит.
Оружейник покивал.
— Народ не поддержит. То, что случилось в Париже – на площади Свободы – пример оборотной стороны. Граждане не хотят постоянно быть под надзором, но если случится ещё несколько таких инцидентов – сами граждане и потребуют надзора. Собственно, в Париже всё это уже введено – по ночам в дома с обыском не приходят, но всё остальное, можно сказать, есть. Мы доверяем людям, сэр Ортем, и люди хотят считать других людей друзьями. А те, кто не соблюдают законов, в этом смысле на шаг впереди нас. Мы стараемся придумывать ответные меры, но это – соревнование брони и оружия. Да, и в целом вы не правы. Охолов с каждым годом становится всё меньше. Полностью не выловлены – факт. И если у них есть свои дроссели – а мы иногда замечаем неизвестные нам сигнатуры – это дополнительный фактор риска. Вы бы что предложили? Представьте, что вы управляете Римом. Что сделать, чтобы навсегда покончить с охолами?
— Тех, кого можно убедить – убедить. Остальных – в изоляцию от общества. С дикими ведь такое выходит?
Оружейник снова покивал.
— Примерно так и действуем. Дикие не принимают наши законы, но они чтят свои, и с ними можно договориться. Охолы подчиняются одному закону: кто сильнее, тот и прав. Да, раз уж мы беседуем: есть интересные новости. Может, вы что интересное посоветуете. Там, в шахтах, когда, по описанию госпожи Красс, вы управляли двумя «зомби», телеметрия зафиксировала отчётливое радиоизлучение, источник – отдельные области вашего спинного мозга, лобная часть головного. Точнее пока сказать не могу. Сигналы записаны, по сигнатуре похожи на те сигналы, которыми общаются формы нечисти.
Артёму стало не по себе, он поднялся на ноги.
— То есть они не моих слов слушались, а этих сигналов?
Оружейник развёл руками.
— У нас было множество образцов для исследования. Никому не удавалось общаться с ними голосом. В том смысле, что не удавалось управлять. Слуховые рецепторы есть у всех гуманоидных форм нечисти, так что наши слова они слышат.
— У меня – там, где вы сказали – есть что-то, что излучает радиоволны?
— Ничего там нет. Вас всех изучали на базе Корино – ничего нового не обнаружили. Есть простой способ проверить: повторить эксперимент, и ввести вам предварительно в кровь нанозонды, чтобы локализовать источник радиоизлучения, и сделать объёмные снимки тканей. Если есть другие идеи – скажите.
Артём уселся. Час от часу не легче.
— Надо подумать. Значит, будем проводить такой эксперимент?
— Эксперименты, – поправил оружейник. – Случаев, когда нечисть не трогает дросселей, много. Мы пока не понимаем, почему. Но в вашем случае она не только не трогает, но и умеет воспринимать ваши команды. Теперь надо разобраться, какие. Если удастся полностью записать последовательность и научиться её воспроизводить – возможно, это будет следующий шаг к обнаружению и полному обезвреживанию оставшейся нечисти.
— То есть, если я прикажу им, скажем, умереть…
— И это тоже. Послезавтра предполагаем начать, о подробностях узнаете на месте. Большая просьба – уговорите и мадам Фурье также носить датчики телеметрии, – оружейник протянул коробочку.
– Я позволил себе проявить, так скажем, изобретательность. Надеюсь, ей понравится.
– - -
— Чёрт, я уснула, – Мари потрясла головой. Её успели укутать пледом и даже приняли меры, чтобы поблизости не шумели. – Ну тут сервис, люблю! Даже одеялом укрыли. Слушай, я сегодня, наверное, много лишнего наговорила. Извини, если что.