Триггерная точка

Ильичев Евгений

«Немка, что с неё взять?» – подумал Коликов, вновь срисовывая сотрудников ГДР-овской контрразведки в баре. Два угрюмых мужика в одинаковых костюмах, тоже пили пиво. Делали вид, что обсуждают футбольный матч, трансляция шуршала по радио у барной стойки, но при этом смотрели на Эльму, как коты на сметану. По неопытности, можно было бы предположить, что это взгляд похотливых самцов – всё-таки Эльма была чертовски привлекательной женщиной и вела себя достаточно вызывающе. Но взгляд оперативника в поле Коликов ни с чем не спутал бы. Если штази и имели какие-либо мысли насчёт красоты объекта их слежки, то тут же их подавляли. Эльма интересовала их именно с профессиональной точки зрения. И бар, в этом плане, был местом повышенного внимания за объектом. Тут могло быть большое количество людей (правда, сегодня был не тот случай). В людном месте легко затеряться, провести

встречу с резидентом чужой разведки, информатором, курьером. Можно было получить сведения или наоборот их передать. Нужно было подмечать всё. Вот штази и подмечали. Это Коликову было легко и уютно. Он сидел прямо в голове девушки и понимал, что кроме вкусных сосисок и холодного пива в данную минуту её больше ничего не интересовало. А им это было невдомёк. Девушку вели и вели профессионально. «Интересно, в чем её подозревают немцы»?

Место было проходным. На обед сюда действительно заглядывало много служащих государственных и культурных учреждений. Как-никак – культурный центр южного Берлина. Потенциально – визитная карточка соцлагеря. А потому и бары тут были на уровне и магазины могли похвастать большим, особенно по Советским меркам, выбором продуктов. В одном из таких девушка в послеобеденное время прикупила палку колбасы и головку сыра. Так, не мелочась и с размахом. В магазине, взгляд девушки остановился на бутылках с вином. Сердечко Эльмы пропустило удар, низ живота томно и призывно заныл. Коликов вдруг понял – да у неё сегодня свидание! Решив, видимо, что вино всё-таки должен принести кавалер, она увела свой взгляд от дорогих бутылок. Хотя Коликов понимал, что денег у этой фройляйн хватило бы не на одно свидание с виноградом, сыром и вином.

«Черт, да кто же ты такая?»

Девушку «вели» до самого музея. И опять она ничего особенного не заметила. Или не хотела замечать? Тут уже насторожился Коликов. Опытным глазом, оперативник срисовал ещё одного шпика. Причем, на этот раз слежка велась не за самой Эльмой, а за штази, следившими за ней. Этот щеголь прохаживался по Монбийоубрюкке, изображая туриста. Британцы? Американцы? Точно не наш.

Словно бы уловив обеспокоенность Коликова, Эльма оглянулась, задержав свой взгляд на мосту с оживленным движением. И вновь её ничего не насторожило. Но волнение, которое транслировал в эфир Коликов, все же не отпустило. А волноваться Коликову было из-за чего. Этого мгновения, что девушка потратила на оценку обстановки хватило ему, чтобы увидеть и четвертого следившего за девушкой. Тут уже сомнений не было никаких. Четвертый сидел в припаркованном прямо на мосту Мерседесе и в руках у него был фотоаппарат. За девушкой не просто следили несколько разных разведок, они, вдобавок ко всему, ещё и тщательно фиксировали все её передвижения.

Глава 2

После обеда девушке работать особо не хотелось. В хранилище она пошутила на эту тему с работницей средних лет и, отсмеявшись, попросила не нагружать её на вечер экспонатами. Дама с каменным выражением лица, внезапно растаяла и на шутку Эльмы ответила заговорщическим подмигиванием:

– Оставлю тебе две картины Пойре. Он бездарность, ты справишься в два счета, дорогая.

– Вы меня буквально спасли, фрау Гретта. – поблагодарила Эльма и одарила сослуживицу своей фирменной улыбкой.

Удивительным было то, что Эльма действительно была доброжелательна ко всем, с кем общалась. Никакой фальши или наигранности в её улыбке или манере говорить Коликов не услышал. Будь, скажем, он объектом, которому такая девушка подарила столь милую улыбку, наверняка бы подумал, что девушка с ним кокетничает.

Тимуру вдруг вспомнилось одно из первых, и оно же самое сложное его задание. Тогда он попал прямиком в июнь сорок пятого года. Берлин коренным образом отличался от того, что капитан видел сейчас. Единственным признаком наступления мирной жизни были с трудом расчищенные от битого кирпича и бетона улицы, по которым бесконечно сновали туда-сюда армейские Бьюики, Студебеккеры да генеральские и дипломатические Мерседесы, петляя между огромными воронками. Воронки же поменьше были наспех засыпаны всё тем же битым кирпичом и вытряхивали из своих пассажиров последние кишки. Вот в одном из таких правительственных Мерседесов и оказался, тогда ещё лейтенант, Коликов.

Ужасно попадать в голову объекта, среди бела дня. Во-первых, сам объект терял ориентацию и мог запаниковать, осознав, что в его голове кроме него поселился кто-то ещё. Во-вторых, внедряемому оперативнику приходилось входить в курс дела, уже по ходу оперы, и молниеносно

реагировать на текущую ситуацию. Коликову в тот раз повезло, что объектом оказался какой-то важный доктор-психиатр из Великобритании. В момент внедрения его везли по Берлину на заднем сидении легкового автомобиля в сопровождении двух генералов – русского и американского. В таких «забросах» тактика была единственной – скорейшее и полное подавление воли объекта и перехват контроля над его телом. Из плюсов – такая тактика позволяла быстро избавиться от лишних вопросов со стороны окружения объекта. Минутное помутнение сознания всегда можно было списать на укачивание или несвежее пиво, выпитое накануне. Пара минут с закрытыми глазами, и объект переходил под полный контроль оператора. Но были и минусы. Оператор понятия не имел об окружающей его обстановке. Вокруг мог быть бой, секс, погоня, авиакатастрофа или допрос. Причем оказаться оператор мог как в теле допрашиваемого, так и допрашивающего. Что, в общем и целом, не имело особой разницы для оператора. Моральный удар мог быть убийственным как в первом, так и во втором случае. Представьте, что вы в одно мгновение оказываетесь в душной, тускло освещенной комнате. Вокруг пахнет фекалиями, кровью и смертью. Откуда-то доносятся приглушенные стоны, плачь, вой. Перед вами связанный человек с вытекшим глазом. Лица человека не разобрать, поскольку вместо привычных губ, носа, скул – одно сплошное кровавое месиво. Вы смотрите на свои руки и обнаруживаете, что держите плоскогубцы, между губками которых зажат чей-то ноготь с висящим на нём мясом. Вам надо понять кто вы, в каком звании и должности, кого именно пытаете и что, собственно, хотите узнать. И тут два варианта, либо безропотно смотреть на все это действо, добывая нужную информацию, либо брать под контроль сознание изверга, а после изворачиваться на ходу.

К счастью тогда – в сорок пятом Коликов оказался в теле психиатра, но вот понять, кто он и куда его везут было трудновато. Коликов принял выжидательную тактику, но быстро прокололся. Психиатр оказался действительно серьёзным учёным и свою собственную психику считывал на раз – два. Не захвати тогда Тимур контроль над телом доктора, тот потребовал бы изолировать себя и назначил бы сам себе психиатрическую экспертизу. Как только доктор заподозрил сам за собой неладное и попытался заговорить об этом с генералами, Тимур счёл за благо перехватить управление.

Как оказалось, привезли Коликова (точнее доктора, в чьей голове пребывал лейтенант) к разрушенному зданию Рейхстага. Генералов уже встречала сборная делегация советских и американских военных. Доктора, молча, высадили и особыми тропами, в обход завалов и особо опасных участков руин, проводили в подвалы Рейхстага. Освещение тут уже было налажено, коридоры вычищены. Делегация проделала длинный путь по огромному зданию, то спускаясь, то поднимаясь на разные уровни подвальных помещений главного символа нацистской Германии. Наконец, Коликова вывели в какой-то, слишком уж ухоженный, коридор. Везде ковры, большие дубовые двери кабинетов. Стоял терпкий запах военщины. Таблички со всех дверей были сбиты, но лейтенант понял, что где-то в этих помещениях верхушкой третьего Рейха принимались важнейшие для всего мира решения. Довольно символичным было и то, что именно в этом месте и в это время сложилась триггерная точка всей Второй Мировой Войны. Не менее важная, чем под Сталинградом в сорок третьем или под Москвой сорок первого.

Коликова остановили возле ничем не приметной двери и ввели в небольшое помещение, больше походившее на приемную. Напротив входа красовалась еще одна массивная дверь. Вместе с доктором в приемной остались переводчик и два генерала – русский и американец. Наконец, доктору дали понять, что собственно от него требуется.

– Догадываетесь, доктор Браун, зачем вы здесь? – обратился к психиатру американский генерал.

– Могу и ошибаться. – спокойно ответил Коликов на чистом немецком. – Но, полагаю, вам нужна моя профессиональная консультация.

– Боже упаси! – похлопал по плечу доктора генерал. – Очень надеюсь, что в ближайшие сорок лет помощь мозгоправа мне лично не понадобится.

«Ну конечно не понадобится, – подумал тогда Коликов, – ты ж американский генерал. Какие такие ужасы войны тебе лично пришлось пережить?»

Вслух же Коликов ответил иное:

– Чем могу быть полезен союзникам?

– Видите ли, доктор, – кашлянув, вмешался русский генерал. Говорил он по-русски, но ради сохранения «легенды» Коликов дождался перевода, прежде чем продолжать разговор. – вы единственный врач, который имел опыт работы с верхушкой нацистской Германии.