Трилогия о королевском убийце

Хобб Робин

— Я не верю тебе! — прошептала она.

Она выпалила это слишком быстро. Ужас в ее голосе был таким же сильным, как презрение. В глубине души она знала, что я сказал правду. Наконец. Ужасное молчание, такое холодное, пока она ждала, чтобы я признался во лжи, зная, что я сказал чистую правду. Наконец она сделала это за меня.

— Ты убийца? Ты не смог даже пройти мимо стражников в тот день, чтобы узнать, почему я плачу, у тебя не хватило мужества не подчиниться им ради меня. И ты еще хочешь, чтобы

я поверила, что ты убиваешь людей для короля? — Она всхлипнула от ярости и отчаяния. — Почему ты говоришь мне такие вещи? Почему именно сейчас — чтобы произвести на меня впечатление?

— Если бы я думал, что это может произвести на тебя впечатление, то, вероятно, рассказал бы тебе об этом давным-давно, — признался я.

И это была правда. Мое стремление хранить свои тайны было не более чем обычной трусостью, я боялся, что если о них узнает Молли, я потеряю ее. Я был прав.

— Ложь, — сказала она больше себе, чем мне. — Ложь, все ложь. С самого начала я была такой глупой! Если человек один раз ударил тебя, он ударит тебя еще раз. Так говорят люди. И то же самое с ложью. Но я оставалась с тобой, и я слушала, и я верила. Какой глупой я была! — Она проговорила это с такой свирепостью, что я отшатнулся, как от удара. Она стояла в стороне от меня. — Спасибо тебе, Фитц Чивэл, — сказала она холодно, почти официально, — теперь мне будет гораздо легче.

— Молли! — взмолился я. Я протянул руку, чтобы коснуться ее, но Молли резко повернулась, готовая нанести удар.

— Не трогай меня! — предупредила она. — Не смей прикасаться ко мне!

Она ушла.

Через некоторое время я осознал, что стою в темноте под лестницей Баррича. Я дрожал то ли от холода, то ли от чего-то еще. Мои губы раздвинулись в улыбке. Нет, скорее в оскале. Я всегда боялся, что из-за своей лжи потеряю Молли. Правда в одно мгновение разорвала то, что ложь держала в сохранности целый год. «Мне следовало знать это», — подумал я. Очень медленно я поднялся по ступенькам и постучал в дверь.

— Кто там? — раздался голос Баррича.

— Я.

Он отпер дверь, и я вошел в комнату.

— Что тут делала Молли? — спросил я, не заботясь о том, как это может прозвучать, не обращая внимания на то, что у стола Баррича сидел шут. — Ей была нужна помощь?

Баррич откашлялся.

— Она приходила за травами, — сказал он неловко. — Я не мог помочь ей. У меня не было того, что она хотела. Потом пришел шут, и она осталась, чтобы помочь мне перевязать ему руку.

— У Пейшенс и Лейси есть травы. Целая куча, — заметил я.

— Это я ей и сказал, — он отвернулся и начал прибирать на столе, — но она не хотела идти к ним. — В его голосе было что-то, подталкивающее меня к следующему вопросу.

— Она уходит, — сказал я еле слышно. — Она уходит. — Я опустился в кресло перед очагом Баррича и зажал руки коленями. Потом заметил, что раскачиваюсь взад и вперед, и попытался остановиться.

— Тебе удалось? — тихо спросил шут.

Я перестал раскачиваться. Могу поклясться, что несколько мгновений я не знал, о чем он говорит.

— Да, — сказал я тихо. — Думаю, что да. — Но также мне удалось потерять Молли. Удалось убить ее преданность и любовь, ее уверенность в этой любви, удалось быть таким логичным, благоразумным и верным своему королю, что я просто потерял всякую возможность когда-нибудь пожить собственной жизнью. Я посмотрел на Баррича. — Ты любил Пейшенс, — спросил я внезапно, — когда решил уйти?

Шут вздрогнул, а потом вытаращил глаза. Значит, были какие-то тайны, о которых не знал даже он. Лицо Баррича потемнело. Я никогда не видел его таким. Он скрестил руки на груди, как будто для того, чтобы сдержать себя. «Он может убить меня, — подумал я. — Или, может быть, он просто пытается справиться с какой-то болью».

— Пожалуйста, — добавил я, — я должен знать.

Он яростно сверкнул глазами, потом осторожно заговорил:

— Я не меняюсь. Если я любил ее — значит, любил.

Так. Это никогда не уйдет.

— И тем не менее ты решил…

— Кто-то должен был решить. Пейшенс не понимала, что это невозможно. Кто-то должен был закончить эту пытку для нас обоих.

Как Молли решила за нас. Я пытался думать о том, что делать дальше. В голову ничего не приходило. Я смотрел на шута.

— Ты в порядке? — спросил я его.

— Мне лучше, чем тебе, — ответил он искренне.

— Я имел в виду твое плечо. Я думал…

— Плечо вывихнуто, но не разбито. Чего не скажешь о твоем сердце.

Легкий укол остроумия. Я не знал, что он может шутить с таким сочувствием. Эта доброта подтолкнула меня к краю пропасти.

— Я не знаю, что делать, — сказал я обреченно. — Как мне с этим жить?

Бутылка бренди тихо звякнула, когда Баррич поставил ее в центр стола и расставил вокруг стаканы.

— Мы выпьем, — сказал он. — Выпьем за то, чтобы Молли нашла свое счастье. Мы пожелаем ей этого от всей души.

Мы выпили по одной, и Баррич снова наполнил стаканы.

Шут поболтал бренди.

— Разумно ли это сейчас? — спросил он.

— Именно сейчас я не хочу ничего разумного, — ответил я. — Я предпочитаю быть дураком.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — сказал он мне, но тем не менее поднял свой бокал вместе с моим за дураков всех сортов. А в третий раз — за нашего короля.

Мы сделали искреннюю попытку, но судьба не отпустила нам достаточно времени. В дверь Баррича настойчиво постучали, и в комнату вошла Лейси с корзинкой в руке. Она быстро закрыла за собой дверь.