Тринадцать часов
Шрифт:
— Ха! — воскликнул Маутон.
— По-вашему, независимому продюсеру, который выпускает сборник, выгодно делать все по-честному? Разве ему нужно платить за каждый диск? Скорее всего, нет, потому что он получает огромную прибыль, быстро и без особых хлопот. — Стенкамп нарисовал еще одну звезду, на которой написал: «НОРМ». — Ребята из НОРМ следят за тем, чтобы соблюдались авторские права, то есть, например, композитору платили за созданную им песню. Они берут за свои услуги шесть целых семь десятых процента. Но так бывает только в теории, а на практике авторские права покупаем только мы, крупные студии. Владельцы независимых студий
— Мы обязаны платить НОРМ от объема с продаж, — пояснил Маутон. — Все цифры проверяются независимыми аудиторами. Но тут сами артисты начинают возникать: «Почему моя доля такая маленькая?» — Маутон снова передразнил Нелла. — И вот что еще я вам скажу. Половина хитов в нашей стране — это песни, переведенные с немецкого. Или с нидерландского, или с фламандского — с какого угодно. А теперь я расскажу вам, что придумал Адам — кстати, ему это блестяще удавалось. У него в Европе имелись свои люди. Как только там появлялась песенка, которая пользовалась спросом, знакомые пересылали Адаму файл в формате МР3, а Адам садился и сочинял к мелодии текст на африкаансе. Сорок минут — и готово! А потом он звонил Нерине Сталь, и…
— До того, как она ушла.
— Все ее так называемые хиты — немецкого происхождения. Как вы думаете, кто подбирает их ей сейчас? В общем, мы занимаемся сразу целой кучей проблем. В том числе переводим деньги в Германию, чтобы композитор и правообладатель тоже получили свою долю. А как поступает владелец неизвестного лейбла? Он нанимает какого-нибудь певца или группу и записывает кавер-версию немецкой песни, переведенной Адамом… понимаете?
— Кажется, да, — вздохнул Деккер.
— В принципе нужно платить Адаму, немцу-композитору и правообладателю, но независимый ловкач говорит: нет, мы выпустили всего пять тысяч дисков, мы работаем себе в убыток. Разумеется, ловкач лжет, потому что объем продаж никто не контролирует. В наши дни мелкие независимые студии творят что хотят, и за ними не уследишь.
— Вот почему они так щедро платят исполнителям!
— А потом эти сволочные исполнители являются к нам, обзывают нас мерзавцами и обвиняют в том, что мы их обкрадываем.
— Пусть сначала выпустят диск сами, а потом посмотрим. Пусть из собственного кармана выложат двести тысяч за студию, пусть отслюнят еще четыреста тысяч за телерекламу!
— Аминь, — подытожил Груневалд. — Не забудь рассказать ему о паролях и pdf-файлах.
— Да, — кивнул Маутон. — Спросите-ка у Сакки Нелла, высылает ли ему независимая студия защищенный паролем pdf-файл.
Стенкамп нарисовал еще одну звезду и написал в ней: «pdf».
— В ЮАР всего три или четыре фирмы, которые занимаются оптовым распространением дисков. Они развозят диски по всем крупнейшим торговым сетям: в магазины «Музыка», «Слушай и смотри», «Чеккерс» и сеть гипермаркетов «Пик энд Пэй». Адам держал в «Африсаунде» отдел распространения, но сейчас они выделились и стали независимой компанией АМД, «Африкан мьюзик дистрибьюшн». Мы владеем пакетом в сорок процентов их акций. Они, как и все крупные игроки, ведут учет продаж по каждому наименованию и ежеквартально присылают мне защищенные паролем pdf-файлы с данными по продажам. Мы переводим деньги исполнителям…
— Еще до того, как получаем деньги от дистрибьюторов, — вставил Маутон.
— Совершенно верно. Мы платим артистам из своего кармана. Идем на риск. Я пересылаю им такой же файл в формате pdf, какой получаю от дистрибьютора, и исполнитель видит все. Подделать цифры невозможно, ведь пароля мы не знаем.
— Так объясните, каким образом мы можем их грабить? — спросил Маутон.
— Это невозможно, — кивнул Груневалд.
— Мы такие честные, что аж противно.
— Но нам не жалко. Пусть себе записывают свои диски сами. Пусть поймут, что такое накладные расходы. Вот увидите, скоро они опять приползут к нам.
— Аминь, — подытожил адвокат.
35
Джон Африка на том конце линии рвал и метал:
— Бенни, сам звони ее папаше в Америку! Сам звони ему, а я не могу. Какого черта? Я уже еду к вам… Понять не могу, как вы допустили? — Начальник уголовного розыска бросил трубку.
Гриссел вздохнул. Интересно, найдется ли в частном сыскном агентстве «Джек Фишер и партнеры» работа для алкоголика, который за один день провалил два дела? Больше всего ему хотелось разбить телефон о стену. Но он молча повесил голову и уставился на дверь. Что толку с того, что он завязал? Сейчас он с таким же успехом мог бы и напиться.
Вбежал запыхавшийся Вуси:
— Бенни, помнишь грузовик, с которым мы тогда чуть не столкнулись? Оказывается, они привезли продукты в ресторан… В общем, у нас есть свидетельница!
И вот они стоят на тротуаре с женщиной в темных очках, лет тридцати с небольшим, бледной, застенчивой. С первого взгляда она казалась заурядной, некрасивой. Но вот свидетельница заговорила… Ее негромкий мелодичный голос шел словно из самого сердца. Она сказала, что ее зовут Эвелин Марэ и она все видела.
Она выходила из ресторана Карлуччи и направлялась к своей машине, стоявшей на той стороне улицы. Эвелин Марэ показала на красную «тойоту-тазз» примерно десятилетней давности. Она услышала выстрелы и остановилась посреди улицы. Она говорила спокойно и отчетливо, не спеша, но ей, очевидно, было не по себе оттого, что на нее все смотрят.
— Первые выстрелы были совсем не похожи на выстрелы. Я еще подумала: наверное, хлопушки… Я только потом поняла, что это такое. Потом я их увидела. Их было четверо; они несли девушку вон оттуда. — Свидетельница показала ненакрашенным ногтем на угол Белмонт-стрит. — Они…
— Как именно они несли девушку?
— Двое поддерживали ее за плечи, двое держали за ноги под коленями.
— Вы не заметили, она сопротивлялась?
— Нет, похоже, она… Мне показалось, что у нее рука в крови; я решила, что она ранена, а они несут ее в машину скорой помощи…
— А их что, ждала машина скорой помощи?
— Нет, мне только так показалось вначале, потому что их ждал серебристый микроавтобус. Ничего особенно подозрительного я не заметила, но вдруг снова послышались выстрелы. Уже не такие тихие. Стрелявших я не видела, их загораживал микроавтобус. Я заметила их, только когда они выбежали из-за него. Один человек, водитель, держал в руке пистолет с глушителем. — Гриссел понял: Эвелин Марэ — незаурядная свидетельница.