Тринадцать мнений о нашем пути

Романецкий Николай Михайлович

41. Вопрос:Какая, на ваш взгляд, формация придет на смену капитализму?

Эдуард Геворкян: Я придерживаюсь точки зрения экономиста Евгения Майбурда, доказавшего, что Марксова теория смены формаций — миф, идеологема, пропагандистский конструкт.

Олег Дивов: В идеале — нечто вроде «шведского социализма», то есть тот же капитализм, но с мощной ориентацией на соцзащиту. Вопрос, как перераспределить средства в глобальном масштабе, чтобы эта модель заработала повсюду.

Кирилл Еськов: Коммунизм, ясен пень! Выстроенный «в отдельно

взятых» особняках.

Александр Житинский: Я уже сказал, ЧТО придет на смену всему.

Андрей Измайлов: Разумеется, социализм! Маркс был изрядной занудой, но тут, пожалуй, прав. Только, пожалуйста, шведский! Не советский! Пожалуйста!..

Андрей Лазарчук: Уже сказал. Она представима, описуема, к ней ведут вполне понятные пути. Конечно, хорошо бы поработать и над названием — памятуя завет капитана Врунгеля, — а то всякие «пост-…» режут ухо.

Святослав Логинов: Давайте назовём её «чтототамизм»…

Евгений Лукин: Либо коммунизм, либо Царство Небесное.

Сергей Лукьяненко: Если бы я знал точно, то претендовал бы на Нобелевскую премию… Я думаю, что для начала — корпоративный авторитаризм.

Сергей Переслегин: Индустриальная фаза развития состоит из двух общественно-экономических формаций: капиталистической и госкапиталистической. Ей на смену идет когнитивная фаза развития, состоящая (насколько сейчас можно судить) из семантической и нейрогенетической общественно-экономических формаций.

Геннадий Прашкевич: Социализм. Что же иное?

Это же научный закон, а не измышления дураков и палачей, которых хватает при любом режиме.

Вячеслав Рыбаков: Я не поэт, но я скажу стихами: когда я слышу слово «формация», моя рука тянется к парабеллуму…

Борис Стругацкий: Теории коммунизма не существует. То, чему учили студентов моего поколения, не было собственно теорией коммунизма. Это был набор утверждений, главным образом, отрицающих. «Коммунизм есть строй, при котором нет эксплуатации человека человеком». «…строй, при котором нет войн… нет партий… нет государства…» А что же есть? «Знамя, на коем начертано: от каждого по способностям, каждому по потребностям». Вот и вся теория. Для нас (АБС) коммунизм есть строй, при котором свободный человек имеет возможность заниматься любимым делом; строй, при котором высшим счастьем человека является наслаждение творчеством. Это тоже, конечно, не строгое определение, но его достаточно, чтобы построить образ Мира Полудня, что мы и сделали. Достижим ли этот Мир? Не знаю. Без создания теории и практики Высокого Воспитания, скорее всего, недостижим. Что будет после капитализма? Так называемое Постиндустриальное общество. Оно уже реализовалось в странах «сытого миллиарда». Мир «хищных вещей века», если угодно. Не сахар, но далеко не самое плохое общество из всех возможных.

42. Вопрос:Как Вы относитесь к так называемой «теории мировой элиты»? Ведь основной финансовый капитал накоплен у очень ограниченной группы людей, которые вполне могут иметь возможность влиять на положение дел в нашем мире к своей выгоде.

Олег Дивов: Тут понятие «выгоды» не формализовано. Скорее элита заинтересована в сохранении статус-кво.

Андрей Измайлов: Теория без практики мертва. Практика показала (да вот буквально вот!), что кризис — он и для мировой элиты кризис. Не до жиру, быть бы живу.

Андрей Лазарчук: Если их больше трех, им нипочем не сговориться.

Святослав Логинов: Они не просто имеют возможность влиять на положение дел в мире,

они влияют. А вот добавление: «к своей выгоде» кажется мне странным. Неужто кто-то полагает, что Билл Гейтс только и мечтает урвать где-нибудь лишние сто баксов и запрятать их в чулок, лежащий под матрацем? Желание урвать или хапнуть характеризует нищего. Даже какой-нибудь арабский эмир, разжиревший на дармовой нефти, и то начинает хотеть странного. Бен Ладен, например, финансирует или строит в своём эмирате современные автобаны, которые ему лично совершенно не нужны.

Сергей Лукьяненко: Так и есть. Можно, конечно, устроить всемирную революцию, свергнуть и уничтожить эту элиту (назвав ее для простоты масонами). А потом создать новую, как всегда и делалось.

Вячеслав Рыбаков: Какая же это теория? Это объективная реальность, данная нам в ощущениях, которая фотографируется, копируется и отображается нашими органами чувств, существуя независимо от них…

Борис Стругацкий: Есть такая болезнь — конспирофобия. Ею страдают миллионы, может быть, сотни миллионов людей на земшаре. Им везде чудятся заговоры — заговор евреев, заговор коммунистов, заговор исламистов, заговор Девяти, заговор пришельцев. По этому поводу написаны тысячи книг и сотни тысяч статей и обзоров. На мой взгляд, все это — неплохой материал для фантастических романов, но на большее конспирофобия никак не тянет. Не серьезно. «Не бывает».

43. Вопрос:А может быть, корень всех бед человечества — в национализме? Может быть, будущее человечества возможно только при условии отказа от разделения на нации?

Эдуард Геворкян: Не представляю себе добровольного отказа, разве что одна нация станет доминирующей и переформатирует все остальные по своему лекалу. «Цветущая сложность» человеческой цивилизации возможна только при многообразии ее составляющих. Впрочем, глобальная «мультикультурная» эмульсия, пусть даже возникшая естественным путем, неустойчива, нежизнеспособна. Человек, как известно, «общественное животное» и всегда будет группироваться по тем или иным параметрам.

Олег Дивов: А в конечном итоге так и будет, просто отнюдь не завтра. «Национальность» уже сейчас для могих что-то вроде дополнительного маркера, важнее гражданство. Со временем и понятие «нации» начнет размываться — если границы станут еще прозрачее, а глобализация еще глобальнее.

Кирилл Еськов: Не думаю… Мы сейчас живем в эпоху ускоренной (я бы сказал — «шоковой») глобализации. И дело вовсе не в том, что статус Всемирной получает многим лично неприятная «культура гамбургера и пепси-колы»; если бы место пепси-колы занимал квас или, скажем, мате, ситуация была бы ничуть не лучше, уверяю. Любой грамотный эколог объяснит вам «на пальцах», что уменьшение биоразнообразия в экосистеме крайне опасно, ибо монокультурные экосистемы (вроде тех же агроценозов) принципиально неустойчивы. А грамотный кибернетик добавит, что это справедливо не только для экосистем, но и для любых систем вообще.

Печаль не в том, что в нашем унифицирующемся мире постоянно (и необратимо) теряются древние породы скота «народной» селекции, местные сорта пива и национальные школы кинематографа — хотя и в этом тоже. Главное — что в таком унифицированном, монокультурном мире несоразмерно возрастает цена ошибочного управленческого решения, даже единичного, и такая ошибка вполне может оказаться fatal error — причем именно что «в мировом масштабе». Убирать внутрикорабельные переборки, дабы облегчить пассажирам перемещения по судну — затея, согласитесь, чреватая…