Тринадцать полнолуний
Шрифт:
— Скажите, а что послужило причиной столь чудовищного положения вещей? — Я сам в полном недоумении. Я прибыл совсем недавно, вместе с капитаном. А уже на следующий день солдаты, словно взбесились. Они, небольшими группками, покидали посты и, словно варвары, нападали на мирное население, грабили, убивали, насиловали, таща в посольство всё, что попадало им под руки.
Я доложил об этом нашему полковнику, но он отмахнулся от меня и отправил к капитану Юшкевичу. А тот, в свою очередь, дал понять, что происходящее меня не касается и если я буду совать нос не в свои дела, то очень пожалею об этом. Знаете, что он мне ещё сказал? «У солдат мизерное жалование, а у них на родине остались жёны и дети. Пусть наберут богатства и приедут домой обеспеченными людьми». Вы представляете, мне показалось, в его словах есть резон. Но когда население взбунтовалось
— Да, я успел в этом убедиться сам, сейчас самое главное остановить и тех и других. Мы выступаем тотчас же, я оставлю вам небольшой отряд для поддержки.
Генри отдал распоряжение своему офицеру, а сам вскачил на коня и остаток полка пошёл в сторону доносившихся оружейных выстрелов. Пройдя небольшое расстояние, продираясь сквозь заросли, уставший отряд вышел на пустошь. Страшное зрелище предстало им глазам. Убитые вповалку с ранеными, запах смерти и страха. Живые, прикрываясь телами своих вышедших из боевого строя, стреляли в противоположную сторону, где за кустами и стволами, обвитыми лианами, по всей вероятности, и прятались повстанцы. Генри смотрел на этот неравный бой и, к своему удивлению, понял, местные жители были далеко небезоружны. С той стороны тоже раздавались выстрелы. «Но откуда у них ружья?» подумал Генри, оглядывая место сражения. Его взгляд остановился на небольшой возвышенности, чуть в стороне от поля боя. Там стояло трое офицеров, двое из них пригибались от каждого выстрела, едва не падая на землю. И только третий явно ничего не боялся, ни свистящих пуль, ни пушечных ядер. Он стоял, как изваяние, сложив руки за спиной, уверенный в своей неуязвимости. Генри напряг зрение, вглядываясь в этого офицера, хотя прекрасно знал, кто мог быть таким бесстрашным среди этого кошмара. Это был Людвиг Юшкевич. На его лице блуждала довольная улыбка, ему явно нравилось происходящее.
«Он не боиться чудовища, которого сам же породил» Генри спешился с коня и бросился через поле к этому пригорку. Он мчался под пулями, задыхаясь от порохового дыма с одной только мыслью, остановит это побоище. Но как можно было этого добиться, он совершенно не представлял. Добежав до возвышенности, на одном дыхании, почти взлетел на неё и сбил с ног Юшкевича. Они скатились вниз и отпрыгнули друг от друга на несколько шагов.
— Что вы себе позволяете?! — прокричал Людвиг, одёргивая мундир.
— Нет, это что вы себе позволяете, во что вы превратили солдат! В шайку негодяев и преступников! Сколько жертв, сколько изломанных жизней принесли вы уже в свою копилку! — Генри перекрикивал грохот орудий и крики людей.
— Вы, ничтожество, что вам известно о жизни?! Ваше слащавая доброта и богоугодничество никчёмны. Я даю людям гораздо больше, только со мной и под моим началом они обретают смысл, ибо хотят жить в богатстве и достатке. А вы? Что дали им вы своими проповедями о всепрощении и благодарности богу за то малое, что у них есть! — Людвиг подскачил к Генри и уставился взглядом в его глаза, — идите со своим богом, поклоняйтесь ему и, получив удар по левой щеке, подставьте правую. А жертвы всегда неизбежны, и тот, кто уцелеет, будет покланяться мне, как своему идолу, благодаря за те дары, которые материальны. Они хотят обладать здесь и сейчас зримым богатством, а не духовным в ваших пресловутых будущих жизнях. Я нахожусь здесь, чтобы завоевать друзей для того, кто в скором времени будет править миром. Убирайтесь, здесь не место таким баловням, как вы. Здесь победят только сильнейшие.
Людвиг оттолкнул Генри и взбежал на пригорок, на ходу крича что-то одному из офицеров. Тот козырнул и, спустившись вниз, побежал по рядам лежащих солдат, отдавая приказ. Солдаты поднялись и с криками бросились в сторону противника. По мере приближения к краю джунглей, шеренга солдат редела, многие уже не поднимались. «О, господи, это надо прекратить, но как?» лихорадочно думал Генри. Запах гари и крови вызывал тошноту, нервное напряжение достигло своего апогея и Генри показалось, что сейчас потеряет сознание. «Иди, иди мой мальчик в самую середину, в твоих силах остановить всё это, смотри, знамение над тобой» зазвучал в голове Генри уже знакомый голос. Он, собравшись с силами, стал озираться по стронам, ища потверждение этим словам. Краем глаза заметив, как вокруг него воздух стал чище и плотнее, он поднял голову. Над полем боя, на сколько хватало глаз, небо стало багрово-красным. Словно в тумане, он видел, как остановились солдаты и тоже стали смотреть на небо. Залпы ружей и пушек из монотонного гула превратились в одиночные выстрелы, пока не стихли совсем. Наступила оглушающая тишина. В глазах Генри стало мутно и нестерпимо больно, он зажмурился, а когда открыл их, то изумлению не было придела. Он увидел, что стоит в луче ярко серебристого света прямо по середине поля битвы. Там и здесь солдаты, раскрыв от удивления рты истово молились и осеняли себя крестом, глядя наверх. А на противоположной стороне, выйдя из-за деревьев, упала на колени немногочисленная кучка индийцев, тоже смотрящих в высь. Генри поднял глаза, вздох невероятного облегчения вырвался из его груди. «Неужели, это не сон? Господи, ты явил мне своё чудо»! стучало в висках Радужного Адепта Генри. На одной половине неба, выстланом багряными сполохами, от горизонта до горизонта был лик Христа. А на другой, улыбаясь уголками губ, прозрачное, но прекрасно видимое, изображение Будды. А в самой середине, чуть выше над двумя божествами, переливаясь двенадцатью цветами, было огромное облако, от которого и шёл луч света до самой земли. В этом-то луче и стоял Генри. Чувствуя нечеловеческую усталость, он успел заметить, как солдаты стали отступать от него. Потом глаза заволокло пеленой, он провалился в темноту, которая, вспыхнув ярким светом, превратилась во мрак, поглотивший его сознание.
Генри очнулся от шлепков по лицу. Медленно приходя в сознание, он едва различал над собой чьё-то лицо. Словно издалека, до него доносились людские голоса. Кому они принадлежали, он никак не мог различить. С неимоверным трудом удалось открыть глаза, за пеленой тумана, застилавших их, он разглядел лицо, склонившееся над ним.
— Мальчик мой, ну вот и хорошо, замечательно, напугали вы меня, — Юлиан вытирал рукой слёзы, катившиеся по его щекам, — ну что же вы? Разве можно так пугать своего старого друга.
— Что… что случилось? — голос Генри был настолько тихим, что Юлиану пришлось наклониться к его губам.
— Боже мой, если бы вы видели, сколь грандиозно было это зрелище, просто фантастическое, — Юлиан сел на землю рядом со своим учеником, — по истине, мой друг, над вами господня длань.
Генри тоже попытался сесть. Но руки были так слабы, что опереться на них не получилось.
— Лежите-лежите, мой дорогой, надо немного подождать, пока силы вернуться к вам окончательно, — Юлиан снял с себя свою панбархатную курточку и заботливо подложил её под голову Генри.
— Но как вы тут оказались? — прошептал Генри.
— Я предвидел ваши действия, поэтому не мог оставить одного, я просто был обязан последовать за вами, но слава богу, он тоже не остался равнодушным и вмешался, вот это силища, вот это мощь! Потрясающе, — Юлиан вскачил на ноги и по своему обыкновению, забегал туда-сюда.
— Осторожнее, вы можете пострадать, — забеспокоился Генри.
— Да, полноте, разве вы не слышите, какая вокруг тишина? Мы с вами почти одни, если не считать нескольких солдат, собирающих убитых и раненых. Всё кончилось, мой друг, всё кончилось как нельзя лучше. Воинская честь и долг погубила миллионы, а вера в добро и всевидящее око господа спасла миллиарды.
Юлиан подошёл к Генри и помог ему приподняться на руках. Привозмогая тошноту и головокружение, юноша стал озираться по сторонам, не веря словам Юлиана. Невероятно, но всё так и было на самом деле. Тишина стояла над полем, звенящая тишина, словно остановилось не только время, но и сама жизнь. Солдаты тихо переговаривались, будто боялись разбудить уснувших навечно. Генри, напрягаясь изо всех сил, снова попытался встать, но не смог.
— Подождите, я сейчас, полежите пока, голубчики, помогите мне, — обратился Юлиан к двоим солдатам, проходившим мимо.
Солдаты, низко кланяясь и крестясь, чуть ли не на коленях, приблизились к Генри, наклонились к нему, пытаясь поцеловать его руки.
— Вы что? Прекратите, — Генри отдёрнул руки.
— Спаситель вы наш, господь через вас дал знамение. Да хранит он вас долгие годы. — боромотали солдаты, бережно подхватывая Генри.
— Несите его вон туда, к моей колеснице, — Юлиан семенил впереди, показывая дорогу.
Когда солдаты острожно положили Генри на скамью, в запряжённой двумя лошадьми, двуколке и, беспрестанно кланяясь, отошли, Юлиан прикрикнул старому вознице: «погоняй». Двуколка помчалась по распаханному взрывами полю.