Тринадцать полнолуний
Шрифт:
Марыля пошла к иконе и сделала, как он сказал. Ничего не происходило, она хотела повернуться и спросить Зенеша, зачем он над ней подшучивает, и почувствовала, как по ладошке пробежал, сначала, холодок, а потом сделалось сильно жарко и ладошку, словно иголочками покалывать стало. Она повернула голову и Зенек, увидел, как от удивления расширились её глаза, и на губах заиграла улыбка.
— Вот так чудеса?!
— Ну, поверила теперь? Придёт время, и ты сможешь его увидеть. А теперь, торопись, время кончается, скоро солнце взойдёт.
Она взяла фитилёк и начала торопливо одеваться.
Вся деревня
Марыля остановилась на минутку, глядя на гулянье: «Вот счастье-то, какие все весёлые, и у меня счастье. Так бы и рассказать всем, что бы разделили мою радость. Но торопиться надо, Зенек сказал, время мало осталось» И побежала огородами к Демьяновой хате.
Всё сделала, как было сказано. И правда, в дупле дерева, возле корней, нашла она ту траву заветную. Чудная эта трава была. Когда Марыля раздвинула залежалую листву, свет ударил в глаза. То светились эти кустики. Нежные, тоненькие стрелки-листики светлозелёного цвета с оранжевыми прожилками. Сорвала, положила за пазуху и побежала домой.
Гулянье в деревне было в самом разгаре. Но не до него было Марыле, домой спешила. Забежала в избу. Зенек стоял по середине хаты, в красивой одежде. Рубаха ни бархат, ни щёлк, а материя незнакомая, манжеты и воротничок, как на городских богачах видела. Жилетка с карманами, из дорогой кожи сшитая. Стол был накрыт дорогой скатертью. Яства диковинные, каких раньше она и не видывала.
— Боженьки, Зенек, откуда это всё? Что за одежды на тебе роскошные? Что за волшебство чудное, как в сказке, прямо!
— Я принёс всё это оттуда, куда смогу и тебя пригласить. Но надо время выждать. А ты ждать умеешь, терпения и веры у тебя не отнять. Хорошая ты и добрая, как те, кем мы были на свет рождены да в этот мир отданы. Всё, что на нашу долю выпало и дальше будет, то испытания нам даны, что бы проверить нас. Нелегко будет, но уверен, справимся мы. — Не пойму я тебя, говоришь непонятное, кем рождены? Я знаю, Тася была матерью моей, и братья да сёстры у меня есть.
— Не так всё, как тебе известно. Но про это позже. А сейчас дело надо сделать важное, а после я тебе всё покажу и объясню. А пока, сходи на родник за водой, тот родник, что за околицей.
Марыля бежала по улице, к роднику. Старики да дети по домам разошлись, только молодёжь ещё не угомонилась, шли по селу и песни пели. Все нарядные, с раскрасневшимися от мороза да веселья щеками, хохотали на всю улицу. Поравнялась Марыля с ними, Кася и Милош перегородили ей дорогу.
— Куда ты бежишь, торопишься? Праздник такой, пойдём с нами гулять-веселиться, что ты всё одна, от нас бегаешь да общества нашего чураешься. Мы к Касе гадать идём, пойдём с нами. Авось в зеркале и своего суженного увидишь.
— Спасибо вам за слова добрые, за приглашение, — поклонилась Марыля, — но знаю я своего суженного уже, и другого мне не надо, — сделала шаг в сторону, что бы обойти их.
— Уж не Зенека ли, хворого, ты полюбила? Какой же прок от него, убогого? — Кася округлила глаза, повернулась, подмигнула своим друзьям.
— А хоть бы и его, не всегда же он болеть будет. Вот выздоровеет, тогда и видно будет. Тороплюсь я, — и побежала дальше.
— Вот точно, с ума сошла от одиночества, не зря бабы говорили, — покачал головой Милош.
— Да ну её, ненормальную. Ты смотри на меня, моя голова тоже не здорова, да то от любви к тебе, — Кася прильнула к Милошу, заглядывая ему в глаза, — меня береги, зазнобу свою, а до других тебе не должно и дела быть.
— Да только ты у меня в голове, ни на кого не променяю, желанная моя, — Милош прильнул к её губам.
— Ну, хватит вам, любиться да нежиться, обещали свадьбу к осени, а сами.
Ганна смотрела на них, казалось, что она уже смирилась, но подружки увидели в её глазах искры ненависти к их счастью. Только Кася не видела, искрящихся злобой, глаз Ганны, она любовалась своим милым.
— И правда, дождаться не могу. И что твоему отцу в голову пришло, не дал благословения, — с досадой в голосе сказал Милош.
— А я почём знаю, сказал до следующей осени ждать надо. Ты думаешь, мне легко? Не меньше твоего мучаюсь, ничего, люба моя, подождём — Милош прижал девушку и впился в губы жарким поцелуем. Все, подмигивая и, еле сдерживая смех, рвущийся наружу, обошли их кругом, держась за руки. Захороводили вокруг целующихся:
— Милош с Касей голубки, поцелуи их крепки. Позабыли про друзей, не стесняются людей. Догоняйте, — и всей гурьбой побежали по улице.
Кася с Милошем, наконец-то, нашли в себе силы, оторваться друг от друга и устремились вдогонку за своими друзьями.
Пока мы били свидетелями этой сцены, Марыля уже добежала к роднику, набрала студёной воды и побежала обратно. На этот раз ни кто её не препятствовал, улица опустела.
Зенек ждал её за нетронутым столом.
— Ох, управилась, запыхалась. Вот водица, что дальше-то делать?
— Пока ты ходила, дедушка мне всё рассказал, — Зенек встал, — дай мне крынку глиняную, запри дверь да закрой окна, что бы никто, не дай бог, не высмотрел, что у нас происходить будет. Садись и отдыхай. Теперь моя работа.
Она недоверчиво посмотрела на него, но крынку дала.
— Я вижу, ты всё сомневаешься, подожди, скоро твои сомнения улетучатся.
Он забормотал что-то, налил в крынку воду, развернул тряпицу, в которой Марыля принесла травку. Свет озарил горницу. То был свет от пучка травы в руках Зенеша. Не переставая бормотать, он положил траву в крынку и поднял над ней свои ладони. Марыля прислушалась, но слов разобрать не смогла. На каком-то незнакомом языке произносил Зенек то ли молитву, то ли заговор. Вдруг она увидела, что от воды пошёл пар. В крынке забурлило, заклокотало, и сама крынка стала прозрачной, словно стекло. Травинки, убыстряя движение, поднялись со дна и растворились в воде без остатка. Крынка стала такой, как обычно. Зенек замолчал, и устало, сел на лавку. На лбу выступили большие капли пота, руки дрожали. «Господи, да что же это такое? — Марыля затихла, завороженная этим зрелищем, — силы небесные, чудеса прямо, да и только». Она подошла к Зенеку, села перед ним на корточки и взяла за руки. Его всего лихорадило, губы пересохли и потрескались, на шее вздулись вены, глаза были закрыты.