Тринадцатая Ева
Шрифт:
Даша заметила, что из кармана у доктора выпала какая-то бумажка. Она нагнулась, взяла ее в руки, намереваясь подать ее Диме. Нет, Дмитрию Иннокентьевичу…
И заметила, что это записка – ее записка. Та, которую она набросала, уходя тогда из его квартиры. Как же это было давно…
Но он что, хранил эту записку и таскал с собой?
Доктор Чегодаев покраснел, схватил записку и, запихнув ее в карман, произнес:
– Это так… Случайно… Автоматически… она
Они вышли в фойе. Заприметив урну, Даша протянула доктору руку и сказала:
– Если мусор, то дайте я от него избавлюсь!
Дмитрий Иннокентьевич сделал вид, что ее реплики не услышал. Они вышли из здания и, не прощаясь, пошли в разные стороны.
Все же нехорошо как-то… Он ведь ей помог… Как и она ему… Вдвоем они отлично запугали Смелянского…
– Дмитрий… Иннокентьевич… – Даша повернулась и заметила, что психоаналитик тоже обернулся и смотрит ей вслед.
– Спасибо! – сказала Даша, а доктор Чегодаев, расплывшись в улыбке и своим фирменным жестом откинув со лба прядь, ответил:
– И вам тоже! Все же отлично мы поработали в тандеме! Кстати, можно пригласить вас на чашку кофе?
Впервые за все эти недели Даша могла просто расслабиться, полакомиться отличным кофе, прелестными пирожными и, наслаждаясь беседой, забыть обо всем, что стало неотъемлемой частью ее жизни.
Доктор Чегодаев, который настоял, чтобы они были исключительно на «ты», завершив рассказывать какой-то забавный случай из своей медицинской практики, вдруг разом сделался серьезным и сказал:
– Мне давно не было так хорошо… Последний раз с Женей…
Он сравнивает ее с этой гламурной особой, которая, несколько подрастеряв свой гламур, сидела сейчас в «Матросской Тишине»…
И потом поняла, что Дима имеет в виду первую Женю – ту самую, в чьей смерти винил себя.
– Понимаете, Даша… – он поправился и убрал со лба прядь. – Понимаешь, Даша… Я знаю, что не имею права говорить такое. Тем более тебе… Ты очень хорошая. Очень славная, очень…
Он запнулся, и Даша вдруг в ужасе подумала – уж не намеревается ли Дима признаться ей здесь и сейчас в любви? Но нет, у него же была его Женя, его вторая Женя!
– …очень человечная… Поверь, таких я не встречал… Но потом появилась она… Понимаешь, она так похожа на Женю… Я сначала подумал, что это она ко мне вернулась… Нет, она, конечно, другая, но… Господи, я должен, просто должен это сказать! Я не могу ее бросить! Потому что если брошу, то предам во второй раз! Я не могу, просто не могу…
Он поднял на нее глаза, в которых стояли слезы. Даша не знала, что сказать. Да, это было признание в любви – но не к ней, а к другой. Той самой гламурной Жене. И почему она так взъелась на нее?
Потому что, вероятно, сама была неравнодушна к Диме…
А он предпочел ей другую. Но ведь всегда кто-то остается в дураках. Точнее, в дурах. И на этот раз остаться в дурах выпало ей. Что же, она, конечно, не могла потягаться с гламурной особой, вдовой миллиардера. Да и хотела ли?
– Я… Я плохой человек, Даша… Я не приношу счастья женщинам, которых люблю. И которые любят меня… И лучше для тебя…
Даша вспылила:
– Дима, разреши мне самой принимать решение, что для меня лучше, а что нет…
И тотчас пожалела о своей вспышке. Вид у доктора Чегодаева был такой жалкий, что она взяла его за руку. Он протяжно вздохнул, а потом вырвал руку. И крайне сухо заметил:
– Даша, извини, что загрузил тебя своими проблемами. Прошу тебя, забудь об этом…
Неужели он на самом деле считает, что она в состоянии забыть то, что он только что ей сказал?
Он поднялся с явным намерением распрощаться, но в этот момент зазвонил телефон Даши. Она хотела было сбросить звонок, но номер ей был знаком.
Звонила та самая «снежная королева» из офиса Смелянского:
– Михаил Олегович хотел бы снова встретиться с вами и с Дмитрием Иннокентьевичем. Где вы сейчас? Мы пришлем за вами машину…
Доктор Чегодаев
– Мы тебе мешаем, Женечка? – спросила Даша, и доктор Чегодаев, наблюдавший за этой сценой, едва не вздрогнул. Вероятно все же, он был лишним – и в этой ситуации, и в этой квартире, и в жизни Даши.
– Нет, отчего же, – ответила сидевшая на диване девушка, внимательно читавшая какую-то толстую книгу. Девушка подняла взгляд и посмотрела на Дмитрия Иннокентьевича. Тот быстро уставился в стену, оклеенную старомодными обоями с чайными розами.
Она его невзлюбила. Впрочем, ему эта особа тоже не очень нравилась. Она же украла у него автомобиль, который, кстати, потом снова кто-то угнал – «Вольво» доктора до сих пор не нашли.
Но дело было даже не в потере железного коня, а в том, что доктор Чегодаев боялся этой особы. Жени Величко, являвшейся той самой Евой № 13…
Дмитрий Иннокентьевич заметил, что роман, который читала Ева-Женя, назывался «Имя розы»… Гм, неужели эта особа тоже его любит?
Даша поманила доктора за собой. Они оказались на крошечной, однако уютной кухне. Мама Даши, радушная женщина, счастливая из-за возвращения в лоно семьи обеих дочерей, одна из которых официально числилась покойной, тотчас пригласила их к столу, чтобы попробовать грушевый пирог.
Когда женщина удалилась, заявив, что отнесет кусочек старшей дочери, ибо «вид у Женечки крайне отощавший», Даша, отпив чая, заметила:
– Мама, конечно, от радости буквально летает. И то ли не замечает, то ли не хочет замечать, что Женя совсем другая…