Тринадцатая Мара
Шрифт:
Он покинул кафе.
А я так и сидела, ни разу не взглянув на официантку, подошедшую в третий раз: «Готовы заказать что-нибудь?» Я молчала и понимала, что только что подписалась на самый сложный поход в своей жизни: у него будет непредсказуемый результат, в нем будет непростым каждый шаг.
Пусть из него вернется живой Кьяра. Я – не важно.
Часть 2. Путешествие
Глава 9
Я
Она казалась камерой пыток, так как навевала воспоминания того дня, когда в ней меня возили от дома к дому к людям, желающим умертвить меня одним лишь взглядом.
Я изо всех сил старалась отвлечься.
Утро. Мы выехали за город. Вдоль обочин тянулись поля, в отдалении стоял золотой еще лес. В багажнике лежал собранный мной накануне рюкзак – в нем палатка, спальный мешок, консервы. Я была уверена, что Инквизитор о комфорте заботиться не будет. Где-то за спиной остались привычное кафе, посетители, запах молотых зерен и выпечки. Хорошо, если мне удастся вернуться не одной, но с Кьярой.
Мысли о ней были для меня солнечным светом. Она вернется домой, конечно, и мы снова вместе будем стоять за прилавком. Совсем иначе зажужжит кофемолка, под потолком привычно засияют счастливые искорки. Каждый получивший из рук подруги чашку или стаканчик не будет знать о том, что только что выиграл «счастливый билетик»: Кьяра неизбежно подмешивала радость в кофейную пену, – лишь будет ощущать, что мир почему-то сделался ярче, красивее и привлекательнее. Нет, она не пыталась подобным образом привлекать в «О'Лефли» народ – просто не умела не делиться любовью.
Теплые размышления силились перебить тревожные: все ли я собрала в дорогу? – сложно отправляться в поход обычным человеком, а не ворожеей, способной согреть себя простецким заклинанием, – но я гнала их прочь. Пока есть шанс побыть в предвкушении чуда, нужно в нем быть.
Кьяра будет улыбаться. Она заметит, что я заменила часть техники на новую, она этим обязательно восхитится. Бордовый и оранжевый лак панелей на соковыжималке, салфетки из «Марбелз», цветочные композиции, составленные вручную…
Пока я грелась в мысленных солнечных лучах, светлая воронка пела мне песни в отдалении: «Прими мою силу, шагай в сияние, и ты познаешь удивительные вещи…» Смеялась с противоположной стороны черная: «Мара не должна быть неопределенной. Неопределенную всегда будет растаскивать в разные стороны». Размышляя о Кьяре, я приблизилась к белой ближе, чем когда-либо, и, наверное, продолжала бы тонуть в грезах, если бы не жесткий голос водителя:
– Если ты пытаешься меня этим впечатлить, то не выйдет.
Я открыла глаза в полном непонимании, к чему относится фраза. Посмотрела на Сидда, указавшего взглядом на мое правое запястье, на котором начала мерцать светлая руна. Черт, жаль, что задрался рукав, жаль, что он увидел.
Я одернула водолазку и ощутила такой контраст в настроении, будто меня сдернули с облаков и окунули в навозную кучу.
«Последнее, что я буду делать – это впечатлять тебя», –
Мою голову заполонили темные тучи раздражения.
«Вот же сволочь!»
Нам ехать почти до самого вечера, и можно было хотя бы просто молчать, но нет же…
Следующие пять минут я тщетно пыталась вернуть себе если не благодушное настроение, то хотя бы ровное, но выходило плохо.
А новый вопрос Сидда и вовсе добил:
– Ты его любила?
«Томаса? Да какая тебе разница…»
Существуют такие вопросы, которые задаются не для получения ответа, а для того, чтобы поддеть. Для подлости. Задающий их человек не желает слышать ни твое мнение, ни «правду» – он просто мечтает вставить еще один крючок тебе в задницу, чтобы стало дискомфортно сидеть.
– Тебе есть до этого дело? – меня начала захлестывать злость. Каждый из нас может в какой-то момент выбрать вести себя гадко, но всему есть предел, и Инквизитор в моем понимании уже переступал рамки.
– Следи за языком.
О эта вечная «зловещность»!
– А ты просто прикажи мне молчать, в чем проблема? Ты же любишь марионеток, рабов. Что не так, и сразу: «Иди убейся об угол!». С тобой кто-нибудь вообще способен иметь отношения? Тебя такого разве можно любить?
Я знала, что хожу по краю. Что сейчас мне, вероятно, прикажут сделать что-нибудь неприятное – я была к этому готова. Заранее еще с утра была готова терпеть, подчиняться, причинять себе боль. Надоело, я устала. Пока у меня есть шанс говорить, я буду говорить.
Как ни странно, Сидд ничего мне не приказал, лишь процедил равнодушно:
– А я не предлагаю тебе меня любить. Твоя любовь – последнее, что мне нужно.
Вроде бы все честно. Откровенно, как и должно быть между врагами. И откуда бы взяться этой сосущей внутри печали?
До заправки мы молчали.
Здесь продавали плохой кофе, а еще чипсы, упакованные в целлофан бутерброды и хот-доги. За прилавком скучал толстый рыжий парень в униформе местной топливной компании; работал в углу телевизор.
Наверное, стоило взять перекус, но я лишь сходила в туалет и ограничилась пластиковым стаканчиком с коричневой жижей, зовущейся здесь словом «каффучино». Выложила на стойку купюру и пару монет, толкнула дверь на улицу. До Рощи еще не одна сотня километров; и хорошим был бы день, если смотреть только на небо, деревья и погоду и не вспоминать о попутчике.
Этот самый попутчик вышел наружу почти сразу за мной, свернул, дошел до угла, выкинул пластиковую крышку от своего напитка в урну. Так и остался стоять у противоположного конца здания, демонстративно не желая сокращать между нами дистанцию.