Тринадцатый бог. История одного Зла
Шрифт:
Мессер Нильянто лишит её титула и обречет на вечное созерцание смерти. Это лучше, чем носить, как клеймо, имя предателей короны.
У главных ворот стражник, что-то хмуро высматривающий слева от себя, не сразу заметил её, а когда увидел, вытаращил глаза и разинул рот.
– Донна...
Глория остановилась перед ним и произнесла неузнаваемым, хриплым голосом.
– Отведите меня к моему отцу.
В кабинете мессера Нильянто свою госпожу ждала заплаканная служанка. Она стояла на коленях перед столом главы дома и, опустив голову, тихо всхлипывала. Когда Глория появилась в дверях, девушка дернулась было к ней, но, оглядев девочку, замерла и прикрыла рот ладонью.
Глория не сводила глаз с отца. Мессер Нильянто поднялся. На вид он был совершенно спокоен.
– Я же сказал, она вернётся, - заметил он, чуть повернувшись в сторону окна. И только тут Глория увидела мать. Монна Нильянто стояла за занавеской у балкона и округлившимися глазами смотрела на дочь.
Глория провела рукой по запачканному кровью лифу платья.
– Я готова, отец, - она вскинула голову, ощущая гордость за свою смелость.
– Готова сбросить с себя твоё имя.
Монна Нильянто сдавленно вскрикнула.
– Лори, что ты несешь!? Опомнись!
Но Глория смотрела только на отца.
Мессер Нильянто покачал головой и, вернувшись в кресло, уронил одно-единственное слово.
– Жаль.
Знать не выносила наказание на обозрение толпы. Публичность подразумевала, что за унижением отпрыска будут наблюдать исключительно обитатели дома, от мала до велика. Во внутреннем дворе расчистили пятачок, врыли высокий столб с перекрестьем у основания. Мессеру Нильянто нужно было всего лишь достать плеть.
Об этом Глории рассказывала бедная служанка, в одночасье лишившаяся госпожи и работы. Глория не слушала её. Она сидела перед зеркалом и медленно расчесывала волосы.
– Донна, сплетники уже разнесли весть, что ваш отец готовится сотворить с вами, - девушка, обхватив руками свои худые плечи, полными слез глазами смотрела на девочку.
– Завтра... После... Вас повезут в храм Восьмого бога... Вы... Народ...
Скрипнула дверь. В комнату зашла мать.
– Пошла вон, - бросила монна служанке. Та, всхлипнув, выскочила в коридор, а мать продолжила.
– Глория, ты слишком далеко зашла. Извинись перед отцом, и он тотчас все отменит.
– Я не хочу.
Монна Нильянто встала у зеркала и, опершись рукой о тумбу, склонилась над дочерью.
– Ты ведешь себя как маленькая, капризная дурочка. Ваша перепалка - просто смешна. Не позорь себя и отца.
Глория молча продолжала расчесывать волосы.
– К кому ты ходила, дочь? За кем бежала из дома?
На этот раз тишина как ответ не удовлетворила монну Нильянто. Она схватила Глорию за запястье и с силой дернула в сторону. Девочка покачнулась и чудом удержалась на стуле.
– Отвечай мне, маленькая ослица!
Глория без страха посмотрела в глаза матери. Та отшвырнула её руку и сорвалась на крик.
– Ты не понимаешь, на что идёшь! У тебя сейчас есть все, дура! И что ты...
Монна Нильянто замолчала и обернулась. В дверях стоял Клавдий. Мать часто заморгала и рассеяно кивнула ему. В черных глазах служителя Восьмого бога не отразилось ничего.
– Маэстро...
– Выйдите, монна.
Мать в последний раз с негодованием глянула на дочь и, обойдя гостя, покинула комнату, хлопнув дверью.
Клавдий прошёл вперед. Его шаги были бесшумны, только наконечник посоха с глухим стуком опускался на ковер.
Глория отложила расческу и закрыла глаза, а когда открыла их, дядя стоял за её спиной ровно так, что в зеркале отражалось не только его лицо и туловище, но и навершие посоха - острый серп.
– Известно ли тебе, что завтра ты станешь слугой Восьмого бога?
Глория не смогла вытерпеть его взгляда и опустила глаза.
– Да, маэстро.
– Известно ли тебе, что завтра ты станешь моей слугой?
Слёзы закапали на скрещенные на коленях ладони. Клавдию Глория противостоять не могла.
Никто не мог.
– Ты будешь омывать тела умерших. Смывать кровь, грязь, гной, срезать наросты и залеплять раны. Ты будешь заправлять кишки в распоротые животы, ты будешь вынимать раздробленные кости из-под разорванной кожи. Ты чувствуешь запах смерти?
Глория закрыла лицо руками. Её плечи затряслись. Клавдий продолжал.
– Не так страшна загробная жизнь как та, что ей предшествует. Да славится Восьмой бог, - он замолчал, ожидая ответа.
Глория зажмурилась, скривила губы, давясь рыданиями, и медленно, пошатываясь, поднялась. На мгновение она заглянула в черные глаза маэстро смерти, а потом, как сломанная кукла, рухнула перед ним на колени и склонила голову.
– Да славится Восьмой бог...
Клавдий положил тяжелую ладонь на голову племянницы.
– Да будет так.
Он резко развернулся и плащом задел её плечо. Его посох застучал по ковру, отсчитывая последние мгновения, за которые можно было повернуть назад. Глория не сдвинулась с места. Когда дверь за Чёрным Скорпионом закрылась, юная донна Нильянто повалилась на ковер и сдавлено, глухо завыла.
Она проплакала всю ночь, а к утру слёзы высохли. Служанка принесла ей длинную серую сорочку и хотела помочь переодеться, но Глория выгнала её и потом долго сидела одна, комкая в руках тонкую, полупрозрачную ткань.
В дверь постучали.
– Донна, пора.
Её, как преступницу, вели стражники. Глория не знала, надо ли ей снимать туфли и распускать волосы, поэтому туфли оставила, а волосы заплела в косу. В доме царила тишина, как в послеобеденные часы, зато с улицы доносились крики и гомон. Когда её вывели на внутренний двор, она пожалела, что не распустила волосы - так хотя бы можно было укрыть лицо от любопытных взглядов. Слуги заполонили галереи, но вели себя сдержанно и говорили только шепотом.