Тринадцатый

Смирнова Светлана

Вдруг, безотчётная жалость и обида за самоё себя подкатила к горлу будущего отца семейства. Что бы прогладить появившийся в горле комок, он уткнулся лбом в зеркало.

— Что, братан, попался? Ещё как! Любишь кататься, люби и саночки возить.

Чувство горечи отступило так же внезапно, как появилось. Снова взглянув на своё отражение, он принял надменный вид.

— Иди, ложись спать. Шагом марш! Отдохни напоследок.

Подчиняясь приказу, он медленно побрёл в спальню. Раздеваться не стал. Гладить брюки всё равно надо будет самому. Укрывшись покрывалом, он не теряя ни минуты, провалился в сладостную негу.

— Рожать

дело женское, я своё уже сделал. — Только-то и пронеслось у него в голове.

Школа

— Тело бренно — душа вечна! Этот лозунг вы должны помнить всегда, в какой ипостаси вам не придется работать. Да, да, я не оговорился достопочтенные души. Начиная от самых избранных, так сказать выбранных Самим, до последней живой души в теле. Отсюда следует — жизнь Борьба. Борьба души за чистое, светлое, вечное существование. Борьба души с грязным, порочным, ленивым телом. Следует бороться за место Добра под голубыми небесами и ласковым солнышком.

Это главное назначение души. Из этого следует вопрос. Я ждал его и с удовольствием на него отвечу. — Излагатель Небесных Правил широким жестом поправил свой учёный нимб.

Дремавшая на нимбе Наука, с большим неудовольствием зевнула. От зевка нимб снова съехал на бок. Излагатель оставил нимб в покое.

— Так на чём же мы остановились? Была такая умная мысль и вдруг улетела, покинула нас. Тринадцатый, напомните ради него Самого.

— Вы, говорили о голубых небесах и ласковом солнце. — С места отчеканил Тринадцатый.

За умение ловить умные чужие мысли его сразу полюбили в школе. Он умел слушать, а это нравилось и душам — школярам и Излагателям.

Независимо от стажа судеб и отработанных лет в теле, каждая душа была обязана пройти курс душевного образования. Вновь и вновь, прежде чем вселиться в человеческую плоть душа познавала правила и истины пребывания на земле. Только всё самое светлое, самое святое вкачивалось под нимб каждой душе за время обучения. Отбыв судьбу, отработав срок, души откачивали с себя, в отстойники ада, всё плохое, что набиралась от человеческого тела за пребывания на земле. Насосы работали круглосуточно, и всё равно мощности не хватало. Души излечивались не полностью. Неизлечимое зло переходило в новую плоть и расцветало с новой силой. Тринадцатый пока не ведал обо всех премудростях незаконного обучения душ в школе, и не стремился узнать. Как всякий новичок дела он жаждал знаний. Не пропускал ни одного слова, ни одной мысли вылетающей из нимбов Излагателей школы.

В группе, проходящей в данный момент обучения, насчитывалось семьсот душ. Души, после получения определенной порции знаний, получали направления по всему земному шару. Сейчас же они не имели различий пола и нации.

Каждая душа не отличалась от другой величенной мантии и формой нимба. Главным опознавательным признаком для души являлся номер. Его берегли, как зеницу нимба. Им гордились.

Тринадцатому было очень трудно переносить такое большое общество. Он привык к одиночеству и размеренному течению жизни. В школе то же был установлен определенный порядок, но часы для отдыха — режим школы в себя не включал. Души, отработавшие не первый срок, спокойно переносили нагрузки обучения. Тринадцатый проходил это первый раз. Поэтому, первые дни всех сторонился, а по окончанию занятий валился на качели и засыпал без сновидений до следующего школьного дня.

Сначала, его посадили

на одну скамью вместе с душой Семьдесят Пять. Душа Семьдесят Пятого, Тринадцатому не понравилась. Для себя он прозвал её — Несимпатичной. Старался с ней не заводить дружеские отношения: не реагировал на её замечания, не летел по приглашению вместе на обед, не обсуждал происходящее. Несимпатичному очень быстро надоел сосед — молчун и он договорился с куратором группы об обмене скамейки с другой душой.

Через неделю занятий Тринадцатый сидел уже с новой душой под номером Сорок. Сороковой так же проходил обучение впервые. Они нашли общие интересы и остались довольны своим знакомством. Тринадцатый называл Сорокового — Новичком. Сороковой не обижался. Их объединяло одно желание — желание влить себе под нимб побольше знаний. Они нашли общую цель.

Лекция продолжилась. Излагатель остался доволен вниманием Тринадцатого.

— Да, конечно, мы говорили о ласковом солнышке. Я вспомнил, ты можешь сесть. Так вот: есть день, есть ночь. Там внизу, очень точно определенно время суток. Так постановил Он, и от этого факта нам всем радостно. А из этого следует, что если есть день и ночь, есть вечер и есть утро. Значит, есть добро, и есть зло. Существует грех, но существует и раскаяние. Возьмём утро — пробуждение, которое в себя включает веру, надежду, любовь. Но приходит вечер — усталость, злость, ложь, недоверие.

Душа всегда должна нести в себе утро, пробуждение. Вам, дорогие мои, доверена огромная миссия любви, добра, веры, надежды. А во что вы себя превращаете, позвольте вас спросить? Это же стыдно сказать. Как вы там себя ведёте!

На настенном табло открылось окошечко и из него выпорхнуло Время. Объявив об окончание занятий, Время снова исчезло в окошечке.

— Всех благодарю за внимание, до следующих встреч.

Излагатель закрыл талмуд и покинул аудиторию. Тринадцатый покорно постоял несколько секунд, и устало опустился на скрипучую скамью. Мебель в школе давно было пора заменить, но средств не хватало.

Сосед по скамье — Новичок — улыбнулся Тринадцатому.

— Полетели, перекусим. Там сегодня на полдник райские соловьи.

— Спаси Сам, не хочу. Ты слетай один, я здесь побуду. Хорошо?

Сороковой не умел обижаться. В прошлой жизни он отработал судьбу собаки лайки.

— Хорошо. Не скучай.

Махнув ободряюще мантией, Сороковой улетел. Тринадцатый даже не посмотрел ему в след. Каждый день он надеялся на обещанную встречу с Меченым. Тринадцатый испытывал по другу чувство, которое называлось скука. За первые недели обучения он многое узнал о мире, куда он должен был отправиться по окончанию учёбы. После лекций ему хотелось с кем ни будь побеседовать, обсудить услышанное. Такое себе Тринадцатый мог позволить только с Меченым.

— Что — то с ним произошло не ладное. Во всём виноват я, со своими пустыми разговорами. Он добрый, не смог мне отказать, а теперь терпит наказание.

Тринадцатый посмотрел на свою мантию, она оставалась приятного бледно — зеленого оттенка.

— Этим я тоже обязан только ему. Такой выдержки здесь в школе нет ни у кого. Сразу видно по цвету кто, о чём думает. Сколько он для меня сделал, а я ему такую пакость…

От испуга мысль зацепилась за верхний ободок нимба и замерла, посылая под мантию неприятные пузырьки страха. Тринадцатый заставил себя обернуться назад. За спиной стоял Излагатель. Как сумел Тринадцатый его не заметить?