Тритоновы очки. Сказки
Шрифт:
Они теперь постоянно разговаривали. Пчёлка рассказывала, что собирает дань не для себя, что воспользуется из собранного лишь самым малым. И у Анфира появлялась решимость жить так же самоотверженно, как эта прекрасная пчёлка. Он понял, что радость жизни не в том, чтобы любовались тобой, и не в том, чтобы ты кем-то восхищался, а в том, чтобы жить ради других.
После встреч с пчёлкой Анфир чувствовал в самой своей сердцевинке какое-то тепло. Отдавая, он получал. Причём то, что не смог бы приобрести сам, ценой собственных усилий. Все, кто оказывался рядом с ним, стали замечать исходящее от него свечение. Будто Анфир сам стал маленьким солнышком и светился тихим, мягким светом, излучая своё тепло. Всё больше стало приходить к нему добрых девочек, прилетать красивых бабочек, виться вокруг золотых пчёлок…
И даже хорёк приходил уже не к полыни, а к Анфиру. Он искал понимания, пытался ему что-то объяснять (вон как Анфир слушает пчёлку!), но цветок всего лишь терпел присутствие хорька.
«Как же так? – однажды подумал Анфир. – С кем мне приятно быть, с тем я разговариваю, внимательно слушаю, стараюсь чем-то помочь. А кто у меня симпатии не вызывает, того только терплю. Правильно ли это?..» И с этого дня Анфир старался вникнуть в невнятное бормотание хорька, понять его…
Приполз к Анфиру и Паук.
Он выбрался из мрачного леса, куда редко попадало солнце. Там царили сырость, серость, росли бледные поганки и копошились мокрицы. Пауку не очень нравилось жить среди этого мрака, он тоже тянулся к свету. Эта тяга, правда, не мешала ему растягивать свои сети и ловить в них беспечных мушек, а потом с аппетитом ими закусывать…
Общение с пчёлкой изменило Анфира, и он захотел со всеми быть в добрых, доверительных отношениях, со всем миром. Открылся он и навстречу Пауку, видя стремление того подружиться. Ведь сам Анфир тяжело переживал, когда ему кто-нибудь нравился, а сблизиться с ним не получалось.
И Паук сразу же полюбил Анфира.
Полюбил так сильно, что не мог жить без него. И захотел, чтобы такой изящный, светящийся цветок принадлежал только ему! Чтобы только он, Паук, мог смотреть на него, любоваться его совершенством, согреваться его теплом. И чтобы никто больше не имел доступа к красоте Анфира!
Паук попытался опутать цветок своей паутиной. Нет, не потому, что он такой плотоядный и сластолюбивый. Он – благородный ценитель красоты! Он ни одним коготком не дотронется до Анфира! Ни одна царапина не появится на его нежных лепестках. Он будет оберегать цветок от стихий, от ветров и ураганов…
Нет, ну, пчёлку, конечно, он прикончит одним укусом, когда та прилетит нектаром побаловаться. Потому что нечего!..
Паук хорошо видел, что с пчёлкой Анфир сразу веселел, расправлял густо розовеющие лепестки, наполнялся ярким светом. Это было для Паука болезненно. Он ревновал!
А тут ещё сорока-пустобрёха прилетела и рассказала ему про розовощёкого пастушка, про сладкоголосого тетерева, про… тут она добавила и от себя – того, чего не было.
Паук страшно запереживал, побрёл в лес, нашёл мухомор и напился его дурманящего сока. Потеряв разум, он полз, заплетаясь всеми своими колченогими лапами, и бубнил:
– Он недостоин меня! Нашёл с кем дружить! С какой-то суетливой козявкой-пчёлкой… И зачем этот хорёк постоянно крутится возле него?! Не к полыни же он приходит!.. А уж увлечься болваном-тетеревом! Да он только на жаркое и годится!.. А эти ненормальные девчонки, которые каждый день бегают пялиться на цветок! Свет им, видите ли, полюбился… «Солнышко ты моё», – передразнил Паук девочек, скорчив гримасу. – Тьфу, дуры непроходимые!..
И правда – девочки приходили к Анфиру. И та девочка, которая когда-то пыталась вырвать его из земли, часто теперь прибегала посмотреть на необычный цветок. Она видела, как он расцветал, менялся, порой даже светился, и поняла, что родители были правы. У неё в комнате Анфир так дивно не расцвел бы…
И, главное, поняла девочка, не всё то, что кажется добром, добром и является!
Паук, шатаясь, подполз к Анфиру и попробовал взобраться по длинному стеблю. Но, с трудом добравшись до первого листочка, зацепился за него и рухнул на землю.
– Ты всё равно будешь моим, – бормотал Паук, лёжа на спине и беспомощно перебирая лапками. – Я попрошу… попрошу солнце, чтобы оно опалило твои прозрачные лепестки, и тогда ты сам попросишь меня сплести вокруг тебя паутину!
Пробегавший мимо хорёк с насмешкой посмотрел на Паука и испустил в его сторону такое зловоние, что Анфир, не выдержав, отвернулся.
«Я такой же цветок, как сотни других, – размышлял Анфир. – Почему же именно я всегда оказываюсь в центре событий? Почему вокруг меня и во мне самом кипят такие страсти? Наверное, я считаю себя лучше других: раз выше всех, значит, усерднее всех тянусь к солнцу. Но ведь солнце светит для всех одинаково, как же я могу быть лучше других?»
И ещё понял Анфир, что если он кому-то и светит, то лишь потому, что является проводником солнечного света. Надо стараться, независимо от внешних обстоятельств и внутренних переживаний, быть всегда в контакте с солнцем. И не мешать солнцу светить через нас другим.
Окружающие тянулись к нему, потому что чувствовали этот солнечный свет.
И каждый, кто тянулся к высокому необычному цветку, что-то приобретал и изменялся к лучшему.
А издалека казалось, что на краю поля просто растёт яркий высокий цветок.
Сверчок
Жил на свете Сверчок.
У него была маленькая ореховая скрипка, которая висела над его кроватью. Время от времени он брал её в руки, начинал что-то наигрывать, но быстро прекращал, поскольку считал себя неспособным. Он очень любил музыку – особенно ту, которая неведомым образом порой начинала звучать в его сверчковой душе.
Когда он был маленьким, его, как и всех других сверчков, учили скрипичной премудрости. Но, в отличие от собратьев, он никогда не мог повторить того, что от него требовали учителя. Это их сначала удивляло, ведь все сверчки – скрипачи от природы, потом стало раздражать. Юный Сверчок иногда пытался изобразить что-то своё, но из-за неумения играть у него ничего не получалось. В конце концов преподаватели отказались от занятий с ним.