Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 2
Шрифт:
Сегодня, например, уже по-иному воспринимаются и строки, написанные Троцким в книге «Преступления Сталина» (1937 г.). Изгнанник, конечно, смотрел на Сталина прежде всего через призму личной ненависти и предрекал ему близкий крах. Он не мог предположить, что преступления Сталина будут осуждены значительно позже, чем он предрекал. Но, думаю, стоит все же воспроизвести его пророчество:
«Завтра Сталин может стать обременительным для правящей прослойки… Сталин стоит накануне завершения своей трагической миссии. Чем сильнее кажется, что он ни в ком больше не нуждается, тем ближе час, когда никто не будет нуждаться в нем. При этом Сталин едва ли услышит слова благодарности за совершенный труд. Сталин сойдет
Действия Сталина порой выглядят иррационально. Трудно объяснить, например, какой-либо политической логикой резкое ослабление армии накануне страшной войны. Реализация планов экономического развития заведомо затруднялась огромными потерями в кадровом потенциале. Кровавые действия Сталина выглядели необъяснимыми: он санкционирует уничтожение М. Кольцова, которого хорошо знал, встречался с ним, и не трогает Б. Пастернака с его независимыми взглядами. Действиями Сталина руководила беспредельная жажда власти. Его не могла «насытить» даже кровь многочисленных родственников, самых близких друзей, соратников… Утоляя кровавую жажду и не утолив ее до конца, Сталин совершил беспримерные преступления против свободы: свободы жить и свободы мыслить.
Оплакивая гибель сотен тысяч советских людей, лучших сынов и дочерей Отечества, нельзя смириться с тем, что Сталин сделал пассивными соучастниками своих деяний миллионы людей, которые поверили, что «так нужно». Сталину удалось заручиться своего рода поддержкой множества честных граждан. Огромные масштабы репрессий стали возможны потому, что «вождь» вызвал социальную инерцию насилия , порождавшую доносительство, беспринципность, массовую ложь, клевету. Это преступление Сталина особенно тяжко. Ложь всегда оставляет глубокие следы. В памяти. В психологии людей. В культуре. Тем более что ложь всегда пытается напялить на себя одеяние правды. Ложь тогда не имеет шансов, когда ей противостоит правда в союзе с совестью. Именно совесть бывает самым требовательным судьей. Она выступает как бы нравственным посредником между миром бытия и личностью. Благодаря совести мы знаем степень своего нравственного несовершенства, искренности в отношении к идолам и идеалам. Обмануть свою совесть невозможно. Сегодня известно, что если совесть в те годы часто молчала, то прежде всего потому, что рядом не было правды.
На годы сталинского единовластия приходится эпицентр трагедии всего советского народа и потому, что насильно были вырваны из жизни многие патриоты своего Отечества, лучшие специалисты, высокие таланты, люди, подававшие особые надежды. Замена, часто поспешная, иногда случайная, порой корыстная, не могла быть равноценной. Но Сталин знал, что те люди, которые выдвигались вместо репрессированных, более преданны ему, его «линии», установкам. Своим возвышением, часто неожиданным (нередко и незаслуженным), новые руководители были обязаны только «вождю». Он мог, естественно, рассчитывать на их преданность и усердие.
За два года до начала войны страна была как бы обессиленной. Нет, дымились трубы фабрик и заводов, ходили по рельсам поезда, студенты занимались в университетах, люди надеялись, верили в лучшее завтра. Но «обессиленность» была не только от переполненных лагерей, безвестья об исчезнувших близких, знакомых, друзьях, поредевших партийных и военных рядов, а прежде всего от надругательства над идеей, в которую поверили. Ведь Сталин, совершив злодеяния против народа, совершил преступление и против мысли.
Не Сталин остановил безумие. Этот бессмысленный террор дошел до предела, угрожавшего функционированию самой системы. Угрожавшего на рубеже самых тяжких испытаний. Такова была доля советского народа: страдать и
Книга 2
Глава 1 У дверей войны
…Их дальнозоркость не есть провидение далекого будущего. Они – пророки и видят лишь свои отвлеченные доктрины, а не грядущую жизнь.
Н. Бердяев
Была глубокая зимняя ночь января 1939 года. Трудовая Москва спала. Лишь кое-где в зданиях наркоматов, Генштаба, огромной коробке на Лубянке сквозь зашторенные окна пробивались слабые блики света. Члены Политбюро, наркомы, военное руководство, как всегда, бодрствовали. Такой распорядок дня – работа до глубокой ночи – сложился постепенно. Сталин и раньше возвращался домой к полуночи, а когда международная обстановка начала еще больше ухудшаться, стал регулярно задерживаться в своем кабинете до двух-трех часов ночи, а иногда и того позже. Ну а для НКВД ночь была чуть ли не основным рабочим временем.
Сталин после 12 ночи редко вызывал к себе кого-либо. Исключение составляло только ближайшее окружение – Молотов, Ворошилов, Берия. Обсуждая тот или иной вопрос, они по предложению Сталина нередко делали перерыв и отправлялись ужинать на его дачу в Кунцево, где за трапезой продолжали заниматься делами. Сталин обычно давал возможность высказаться каждому, бросая иногда короткие реплики, а затем, в конце, не спеша резюмировал. Порой его решения существенно отличались от мнения собеседников, однако это их не смущало. Они тут же соглашались. Пожалуй, возражал порой, и то ненастойчиво, Молотов. Берии удавалось чаще, чем другим, угадывать мысли «вождя», и он не скрывал своего удовлетворения. Иногда требовалась какая-то справка, уточнение детали, статистические данные. Сталин тут же звонил по «вертушке» наркому, иному высокому должностному лицу и коротко справлялся о деле. Почти не было случая, чтобы на другом конце провода не оказалось нужного человека. Иной раз складывалось впечатление, что Сталин такими звонками проверял усердие руководителей, которые, в свою очередь, и ночью держали при себе определенное число работников для решения внезапно поставленной задачи. Ночные бдения накануне войны стали обычными.
Сегодня Сталин сидел над отчетным докладом, с которым он будет выступать на очередном, XVIII съезде партии. В начале января Пленум ЦК решил созвать съезд 10 марта 1939 года. Первый вариант доклада, подготовленный в аппарате ЦК, уже невозможно было узнать. Десятки страниц Сталин переписал заново. Он хотел выразить две главные идеи. Первая: мир накануне новых потрясений. Рушится система послевоенных мирных договоров. Экономический кризис ускоряет рост военной опасности. На горизонте – тучи мировой войны. А если точнее, подумал и написал Сталин, «новая империалистическая война стала фактом».
Идея вторая, которую хотел популярно изложить «вождь», заключалась в публичном утверждении новых успехов социализма. Он считал, что в результате разгрома «капитулянтов и вредителей» страна стала еще более могучей. Полистав страницы со статистическими выкладками, которые ему подготовили, Сталин после долгих размышлений быстро стал писать: «Мы перегнали главные капиталистические страны в смысле техники производства (?! – Прим. Д.В.) и темпов развития промышленности. Это очень хорошо. Но этого мало. Нужно перегнать их также в экономическом отношении. Мы это можем сделать, и мы это должны сделать… Нужно строить новые заводы. Нужно ковать новые кадры для промышленности. Но для этого необходимо время, и немалое. Невозможно в 2–3 года перегнать экономически главные капиталистические страны. Для этого требуется несколько больше времени».