Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 2
Шрифт:
«…Должен сказать, что ни я – нарком обороны, ни Генштаб, ни командование Ленинградского ВО вначале совершенно не представляли себе всех особенностей и трудностей, связанных с этой войной… Финская армия, неплохо организованная, вооруженная и обученная применительно к местным условиям и задачам, оказалась весьма маневренной, устойчивой в обороне и хорошо дисциплинированной.
С началом боевых действий в центре была создана Ставка Главного Военного Совета в составе тт. Сталина, Ворошилова, начальника Генштаба т. Шапошникова и наркома ВМФ т. Кузнецова (последний участвовал в заседаниях только при решении морских вопросов). Постоянным и активным участником Ставки являлся Предсовнаркома т. Молотов, хотя он официально и не был членом Ставки. Ставка, вернее ее активный член тов. Сталин, фактически руководила всеми операциями и всей организационно-творческой работой, связанной с фронтом».
Далее на многих
Война, продолжавшаяся 104 дня, не принесла лавров ни армии, ни Сталину. Понимал это или нет Ворошилов, но, утверждая, что «тов. Сталин фактически руководил всеми операциями», тем самым бездарность управления и неготовность к войне он перекладывал на диктатора. И хотя весь доклад наркома пересыпан ставшими уже обычными хвалебными тирадами в адрес «вождя», Сталин испытывал глухое раздражение.
В своем заключительном слове на Главном Военном Совете, где был заслушан доклад Ворошилова, Сталин сказал как будто правильные слова: нам надо «расклевать культ преклонения перед опытом гражданской войны, он закрепляет нашу отсталость. У нас появились новые люди: Алябушев, Чурюлов, Младенцев, Рычагов и другие, – это мастера, инженеры войны. У нас есть в командном составе засилье участников гражданской войны, которые не могут дать ходу молодым кадрам…». Да, «культ» гражданской войны надо было «расклевать». Но «засилья участников гражданской войны» уже не было. Многие тысячи их погибли в 1937–1938 годах. Да и некоторые «инженеры войны», как, например, Рычагов, по воле Сталина не примут участия в будущей войне…
Сталин наконец понял, что представляет собой Ворошилов как полководец. Война показала крупные недостатки в организации, подготовке, управлении частями и соединениями Красной Армии. Гитлер был удивлен и обрадован. Его стратегические планы, казалось, основаны на верных расчетах. Победа, достигнутая большой ценой, была равносильна моральному поражению. Это понимали и Сталин и Гитлер. Каждый сделал свои выводы. Но у Сталина оставалось меньше времени для реализации задуманного. К нему пришла неведомая в последние годы неуверенность. С этого момента «вождь» непрерывно муссировал одну идею: «Если Гитлера не спровоцировать, он не нападет». Когда советские пограничники сбили немецкий самолет-нарушитель, глубоко вторгшийся на территорию СССР, Сталин лично дал указания извиниться. Воюющая Германия получила невоюющего фактически союзника. В Берлине почувствовали это быстро. В больших маневрах Сталину была теперь уготована роль ожидающей стороны. А Гитлер был близок к завершению подготовки похода на Восток.
Политические и теоретические споры по поводу шагов Сталина в 1939 году продолжаются и сейчас. Бесспорно, в его поступках, как и в определении путей решения возникших в то время проблем, было много ошибок и грубых просчетов (о некоторых из них я еще скажу). Но сейчас мы «судим» Сталина, используя критерии сегодняшнего дня. В те, теперь уже далекие 30-е годы ни Сталин, ни его окружение не обладали тем видением мира, которое мы называем сегодня «новым политическим мышлением». Чтобы правильно понять феномен Сталина, его шаги, помыслы, деяния, часто – преступления, нужно попытаться мысленно перенестись в то яростное, жестокое, суровое время. С этих позиций приходится признать, что некоторые шаги и меры Сталина по предотвращению войны, отдалению ее сроков, укреплению западных рубежей были в немалой мере вынужденными. Подчеркну еще раз: в этой деятельности Сталин допустил крупные ошибки и просчеты. При всей своей подозрительности, он передоверился Гитлеру и совершил ряд однозначно опрометчивых шагов, о которых в последующие годы предпочитал не вспоминать, за исключением одного случая. Выступая 24 июня 1945 года на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии, Сталин, в частности, сказал: «У нашего правительства было немало ошибок…» Скажу точнее: эти ошибки допускались не только в ходе войны, но и накануне ее. И, пожалуй, наиболее крупной, принципиальной ошибкой явилось заключение 28 сентября 1939 года «Германо-советского договора о дружбе и границе между СССР и Германией». В соответствии с этим договором были очерчены границы «сферы интересов»
В ходе переговоров Молотова с Риббентропом в Москве 27–28 сентября, в которых участвовал, как и в августе 1939 года, непосредственно сам Сталин, была зафиксирована «дружба» между сталинским государством и фашистским режимом. Это еще больше обескуражило и дезориентировало антифашистские силы во всем мире, в известной мере связало руки и самому Сталину в осуществлении необходимых шагов по укреплению обороноспособности страны. Есть некоторые доказательства того, что Сталин еще до начала войны почувствовал и понял политическую ошибочность этого шага. Если пакт о ненападении был в какой-то мере вынужденным шагом, то договор о «дружбе» – результатом переоценки Сталиным собственного анализа, отсутствия прогностического видения. Сталин в своем стремлении не допустить войны или, по крайней мере, оттянуть ее начало переступил последнюю политически оправданную грань, что имело далеко идущие крайне отрицательные последствия.
Несмотря на отчаянные усилия Сталина отодвинуть войну, эту задачу удалось решить лишь частично. Вскоре после подписания договора о «дружбе» стало абсолютно ясно: война вплотную подошла к нашим рубежам. Время политических маневров кончалось. В любой момент Гитлер мог развязать войну. Правда, в силу ряда причин он, по данным советской разведки, неоднократно переносил сроки нападения на СССР. Трижды в мае – на 14-е, на 15-е и затем на 20-е. Один раз в июне – с 15-го на 22-е. Сталин, который до последнего момента не хотел в это верить, просматривал уже не просто туманные контуры фашистской угрозы, ему была ясно видна агрессивная, изготовившаяся к броску на Восток гигантская гитлеровская военная машина. «Дружба» диктаторов оказалась эфемерной.
Сталин и армия
В те предвоенные годы армия пользовалась немалой популярностью. Отличившиеся в боях на Халхин-Голе, у озера Хасан, в Испании или советско-финляндской войне бойцы и командиры становились национальными героями. Не было недостатка кандидатов для поступления в военные училища. Народ все отдавал армии. Лучших летчиков, танкистов, моряков знала вся страна. Служба в армии была почетным делом. Дисциплина и политическая благонадежность личного состава не вызывали теперь беспокойства у политического и военного руководства. Люди в шинелях слепо верили Сталину и партии, хотя шок после репрессий еще далеко не прошел. Многонациональные воинские коллективы связывала интернациональная дружба. Центральные газеты регулярно писали о лучших людях армии и флота, достижениях красноармейцев, командиров и политработников в боевой и политической подготовке. «Правда» только в течение августа 1940 года поместила несколько передовых статей, посвященных армии и флоту, – «Священный долг советского гражданина», «В боевые ряды Красной Армии», «Молодежь – в военные училища!». Немалой популярностью в стране пользовался Осоавиахим.
Чтобы привести содержание и характер подготовки молодежи, всего населения страны к военной службе в соответствие с требованиями современной войны, по инициативе Сталина в сентябре 1939 года был принят новый Закон «О всеобщей воинской обязанности».
Лозунг «Защита Отечества – священный долг каждого гражданина Советского Союза» на фоне приближавшейся войны нашел горячий отклик у советских людей. Народ гордился армией, которая за короткий срок, как утверждалось, стала современной и – все были уверены – способной защитить рубежи первого в мире социалистического государства.
Однако советско-финляндская война, хотя ее и освещали только в «победном» свете, вызвала недоумение у советских людей: такая могучая армия, какой представлялась в печати РККА, за четыре месяца с трудом одолела армию малой страны. Сталин больше других переживал позор «зимней войны», но, как всегда, вины своей не видел. В марте 1940 года он предложил Ворошилову доложить на Политбюро оценку Наркоматом обороны действий РККА в войне с Финляндией. Пожалуй, с того дня и до конца жизни для Сталина было характерно насмешливо-ироническое отношение к Ворошилову, которого он безжалостно раскритиковал на Политбюро. Но этого ему показалось мало. Через месяц по указанию Сталина был созван Главный Военный Совет с той же повесткой дня. На его заседании были выявлены крупные упущения в оперативной, технической, боевой подготовке войск, их комплектовании, в военном строительстве. Выступление Сталина не отличалось глубоким знанием дела, но содержало едва скрытую угрозу тем, «кто отвечает за оборону страны». По его предложению был создан ряд комиссий для обобщения уроков советско-финляндской войны и принятия неотложных мер по выправлению положения в военном строительстве.