Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 2
Шрифт:
Сталин понимал, что разгром фашизма превращает СССР в сверхдержаву, а его, вождя этого государства, – в одного из самых великих (но он в душе, наверное, думал – самого великого) лидеров современности. Его западные партнеры – временщики, дети «демократии». Рузвельт был крупный политик, но и он, закончив свой срок, ушел бы из Белого дома, если бы остался жив. Вот Черчилль приехал на конференцию в полной уверенности, что его партия победит на выборах. Вспомнил, как во время встречи с Трумэном 17 июля тот, отвечая на вопрос Сталина – виделся ли президент с Черчиллем, сказал:
– Да, виделся вчера утром. Черчилль уверен в своей победе на выборах.
– Английский народ не может забыть победителя, – согласился Сталин.
А вон как все повернулось: 26 июля было объявлено, что консерваторы потерпели поражение и Черчилля заменил в Потсдаме новый английский лидер Клемент Эттли. Сталину это было непонятно. Эти «гнилые демократии» сами себя ослабляют,
Сталин давно уже, как французский «король-солнце», отождествлял себя с государством, обществом, партией. Председатель Совета Народных Комиссаров уже привык и к тому, что говорил от имени народа, указывал ему путь в полной уверенности, что осчастливливает его. Чем величественнее держава, тем выше и ее руководитель. Война выдвинула СССР на самые высокие рубежи в мире. И для Сталина это было его самое высокое возвышение. С первых послевоенных месяцев кривая его судьбы стала быстро приближаться к апогею всемирной славы, могущества и священного культа.
К плодам Победы Сталин относил не только разгром фашизма и превращение СССР в одно из самых влиятельных государств. Генералиссимус уже чувствовал подспудные толчки в здании антигитлеровской коалиции, которые скоро разрушат его до основания. Но он не мог и предположить, что все это произойдет так стремительно. Только проницательный глаз мог заметить, что за столом в Цецилиенгофе сидят союзники, которых можно назвать «друзья-враги». Сталина не ввела в заблуждение фраза, сказанная Трумэном при их первой встрече: он, Трумэн, «хочет быть другом генералиссимуса Сталина». Советский лидер особенно это почувствовал при обсуждении вопроса о репарациях. Американцы отошли от своей ялтинской позиции по этому вопросу и заняли сторону англичан, добивавшихся крайне невыгодного для СССР решения. В Советском Союзе была оккупирована громадная территория, на которой было уничтожено огромное число промышленных предприятий. США и Великобритания этого не испытали. Сталин подчеркивал, что СССР, как Польша и Югославия, имеет не только политическое, но и моральное право на возмещение этих потерь. Но Трумэн и Черчилль были глухи к призывам Сталина. Лишь на последнем, тринадцатом заседании Сталин был вынужден принять эти невыгодные для него условия. Он рисковал получить еще намного меньше. Но генералиссимус взял реванш в решении «польского вопроса», особенно в том, что касается границы по Одеру и Нейсе. Сталин как бы смещал Польшу на запад, желая иметь на границах с Германией сильное славянское государство.
Сталина не без оснований беспокоило, что президент и премьер-министр много и охотно говорили о Восточной Европе, но не хотели говорить о Европе Западной. Когда Сталин поднял на конференции вопрос о фашистском режиме Франко, он не встретил никакого понимания; в то же время Трумэн и Черчилль требовали поддержки противников Тито в Югославии. Западные партнеры на переговорах с тревогой говорили о положении в Болгарии и Румынии, но не хотели видеть, например, того, что в Греции, не без помощи союзников, разгорается гражданская война. Временами Сталину казалось, что за столом – не союзники, а давние соперники, пытающиеся урвать побольше от пирога, который они вместе испекли. Он не ошибался: военные проблемы (за исключением азиатских) отошли в прошлое. На первый план выступила политика – весьма лицемерная и безжалостная особа. На поприще политики у партнеров были слишком разные позиции, чтобы можно было ждать таких же, допустим, результатов, как в Ялте. Война, общая опасность, общие стратегические цели сближали. Как только эти цели были достигнуты, на первый план выдвинулся, как всегда, политический, классовый эгоизм. Превосходные переводчики были не в состоянии заставить лидеров антигитлеровской коалиции говорить на едином политическом языке – языке союзников.
Но в целом Сталин был доволен итогами конференции, как, впрочем, и англичане, и американцы. Летом 1945 года удалось добиться того, что спустя год-два было бы просто невозможно. Сумели договориться о демилитаризации Германии, найти взаимоприемлемые решения по некоторым другим основным вопросам. Трумэн особенно настаивал на публичном подтверждении обязательств СССР выступить против Японии. И руководитель советской делегации не ушел от союзнических обязательств:
– Советский Союз будет готов вступить в действие к середине августа, и он сдержит свое слово.
Сталин не хотел тянуть с открытием своего «второго фронта» так же долго, как Англия и США. При этом он старался не ущемить в чем-либо союзников. Например, накануне начала войны с Японией Сталин поставил перед Главнокомандующим советских войск на Дальнем Востоке A.M. Василевским задачу не
На заключительном заседании глав делегаций, которое состоялось в ночь на 2 августа, последними словами Сталина были: «Конференцию можно, пожалуй, назвать удачной». Несколькими минутами ранее три лидера подписали приветственную телеграмму Черчиллю и Идену, а затем Трумэн, открывший и закрывающий конференцию, провозгласил:
– Объявляю Берлинскую конференцию закрытой. До следующей встречи, которая, я надеюсь, будет скоро.
– Дай Бог, – отозвался Сталин.
Генералиссимус еще не мог знать, что Акт о капитуляции Японии, который по его поручению подпишет на борту американского линкора «Миссури» генерал К.Н. Деревянко, станет на долгие годы последним документом судьбоносного значения, согласованным между бывшими союзниками. Он еще не догадывался, что скоро в Пентагоне появятся планы ядерных бомбардировок территории Советского Союза «Дропшот», «Чариотир», а журнал «Кольерс» изложит подробный сценарий «предстоящей войны с Красной Россией» с последующей оккупацией СССР. Но это все в будущем. А пока, хотели того или нет лидеры союзных стран, в Потсдаме был сделан не только важный шаг к политическому завершению войны в Европе, но и ее дальнейшему расколу, жесткому разделу на разные миры. Антигитлеровская коалиция доживала последние часы. Западные лидеры торопились. Черчилль уже видел, по его словам, как «железный занавес», опустившись от Любека до Триеста, разделил Европу. Ни Сталин, ни Трумэн, ни Черчилль и Эттли еще не знали, что тропа взаимной ненависти, на которую они вскоре все вступят, приведет их будущих преемников к историческому ядерному тупику, в котором политики, ощутив наконец угрозу реального уничтожения жизни на планете, должны будут возвыситься над своими классовыми, идеологическими интересами и вновь обратиться к общечеловеческим ценностям, как в годы ушедшей войны.
Великая Победа над фашизмом, главными творцами которой были народы Советского Союза и других стран антигитлеровской коалиции, для советских людей имела и горький плод. Победа еще больше утвердила Сталина в своей непогрешимости и мессианской роли в решении судеб советского народа и социализма. Великая Победа окончательно превратила Сталина в земного бога.
Советские люди отстояли свободу в борьбе с фашизмом. Но до свободы от сталинизма было еще страшно далеко. Еще несколько десятилетий. Граждане Отечества, возвращаясь к своим разрушенным очагам, как и их далекие предки после Отечественной войны 1812 года, надеялись на благие перемены. Ветер свободы, народного торжества, Победы, доставшейся ценой миллионных жертв, рождал смутную надежду. Люди хотели жить лучше. Без страха и понуканий. Нет, Сталина по-прежнему чтили, славили, преклонялись, возносили, но в то же время верили, что не будет больше насилия, бесконечных кампаний, постоянных жестких нехваток самого необходимого, ставших одной из черт советского образа жизни.
Сталина же, наоборот, Победа убедила в незыблемости всех созданных государственных и общественных институтов, глубокой жизнеспособности системы, верности внутри– и внешнеполитического курса. Он дал вскоре понять, что во внутреннем плане в стране все останется без изменений. Нужно работать, восстанавливать разрушенное народное хозяйство на основе тех указаний, которые даст он, Сталин. В «Обращении ЦК ВКП(б) ко всем избирателям в связи с выборами в Верховный Совет СССР», которые состоялись 10 февраля 1946 года, не было сказано ни слова о демократии, народовластии, участии простых людей труда в управлении государством. Все те же привычные слова о «блоке коммунистов и беспартийных», о том, что «советские люди могли на многолетнем опыте убедиться в правильности политики партии, отвечающей коренным интересам народа», что «не должно быть ни одного избирателя, который не использует своего почетного права»… Последнее выражение звучит уже как предупреждение. Уж это-то советские люди знали!