Триумф победителей (Браки Романовых)
Шрифт:
Похороны Петра III
7 июля был издан Манифест о предстоящей коронации Екатерины II. Обращала внимание необычайная поспешность церемонии, которая должна была состояться в Москве менее чем через два месяца, что не имело прецедента в российской истории. Красноречивым было и то, что главным распорядителем всех торжеств был назначен Григорий Орлов. Но еще более скоропалительными оказались похороны Петра III.
Местом его погребения был избран не Петропавловский собор, а Александро-Невская лавра, что тоже добавило уверенности в насильственной смерти Петра III.
По предложению
Сохранилось немного свидетельств о похоронах Петра III. Одно из них оставил флигель-адьютант Петра III, полковник Давид Рейнгольд Сиверc, двоюродный брат близкого Елизавете Петровне Карла Сиверса, о котором в этой книге уже говорилось. Его перу принадлежат довольно любопытные "Записки". Он был в Ораниенбауме, когда арестовывали Петра III, и сам был арестован Василием Суворовым. Благодаря заступничеству своего кузена перед Екатериной II, он был освобожден и уехал в Петербург.
Там он услышал о кончине Петра III. Сиверc сообщает: "Ночью с 7 на 8 июля, тело его (Петра III) было перевезено из места его заточения в Александро-Невский монастырь и стояло до 10-го в гробу, обитом в красный атлас с немногими золотыми украшениями. Он лежал в своем любимом голштинском мундире, но без всяких орденов, без шпаги и без караула. Стражею при нем были - малого чина офицер и несколько человек солдат".
Бывший император был одет в светло-голубой с белыми отворотами мундир голштинских драгун. На руки покойного были надеты большие кожаные перчатки с крагами до локтей, какие носили шведские офицеры времен Карла XII.
Простые люди шли к гробу императора непрерывно, и были их многие тысячи. Они видели относительную бедность похоронного убранства, малочисленность караула, но более всего поражало их то, что в гробу лежал человек с черным лицом: от большой потери крови и удушения лицо покойного стало необычайно темным.
От этого в Петербурге тотчас же распространился слух, что Петр Федорович спасся, а в гроб положили убитого вместо него царского арапа. Однако останавливаться было запрещено и люди быстро проходили мимо покойного.
В среду 10 июля в Александро-Невский монастырь прибыло множество военных и статских генералов и огромная толпа простолюдинов. После краткой заупокойной литургии в Благовещенской церкви, тело покойного было предано земле здесь же, в церкви, рядом с бывшей правительницей Анной Леопольдовной.
Гроб опустили в могилу без орудийного салюта, и без колокольного звона. Но не только это отличало его похороны от похорон других российских монархов: ему предстояло лежать в этой могиле только 33 года. А 18 декабря 1796 года по распоряжению сына его Павла Петра хоронили вторично вместе со скончавшейся накануне Екатериной II и рядом с нею. Но об будет рассказано в свое время и на своем месте.
Коронация и первые годы царствования Екатерины II
1 сентября 1762 года Екатерина выехала в Москву на коронацию.
В пятницу, 13 сентября совершился ее торжественный въезд в Москву. Под звон колоколов и грохот пушек Екатерина ехала по Тверской, убранной гирляндами цветов, украшенной вывешенными коврами и гобеленами, густой зеленью ельника и множеством цветов.
Она ехала в открытой коляске, окруженная эскортом конногвардейцев, вдоль стоящих шпалерами десяти полков, одетых в парадные мундиры и сверкающие каски.
22 сентября в 10 часов утра началась церемония коронации, завершившаяся тем, что Екатерина из Успенского собора прошла в Архангельский и Благовещенский, где прикладывалась к святым мощам и самым почитаемым иконам. Во время ее шествия по территории Кремля полки "отдавали честь с музыкою, барабанным боем и уклонением до земли знамен, народ кричал "ура", а шум и восклицания радостные, звон, пальба и салютация кажется воздухом подвигли, к тому ж по всему пути метаны были в народ золотые и серебряные монеты".
Коронационные торжества продолжались семь дней. В первый день в Кремле три часа били фонтаны белого и красного вина, бесплатно угощали жареным мясом, продолжали бросать монеты. То же самое происходило и на седьмой день торжеств, сменив затем официальное празднество - "празднеством партикулярным" в домах московской знати.
Хлебосольная и щедрая аристократия Москвы на сей раз превзошла самое себя - балы, парадные обеды, маскарады, фейерверки и прочие увеселения длились более полугода - с октября 1762 года до июня 1763-го.
Главным распорядителем коронационных торжеств был действительный камергер генерал-майор и кавалер ордена Александра Невского Григорий Григорьевич Орлов.
В эти же дни все пять братьев Орловых были возведены в графское достоинство, а Григорий кроме того был пожалован и званием генерал-адьютанта. На графском гербе Орловых бал начертан девиз: "Храбростью и постоянством".
Екатерина начала царствование милостью к недругами и наградами друзьям. Она сразу же встала над дворцовыми партиями и распрями, и подобно тому, как была безусловным лидером в удачно проведенном заговоре, стала столь же безусловным принципалом, уверенно и твердо повела за собою государство.
Восемнадцать лет, проведенные ею в России, не прошли даром: она хорошо знала страну, ее историю, ее народ, понимала, с кем и с чем имеет дело и не строила наивных и беспочвенных иллюзий относительно всего этого. С первых же дней царствования Екатерина проявила необычайную работоспособность - до двенадцати часов в сутки, а при необходимости и более, - умение подбирать себе знающих и надежных помощников, способность быстро и основательно вникать в суть самых разных сложных проблем.
Во внутренней политике она сделала главным принципом - рост силы государства, поставив на первое место интересы России. В одном из первых заседаний Сената она узнала о недостаточности денег в казне и отдала собственные средства, заявив, что "принадлежа сама государству, она считает и все принадлежащее ей, собственностью государства, и на будущее время не будет никакого различия между интересом государственным и ее собственным". При этом она исходила из принципа превосходства интереса государства над интересом отдельной личности, утверждая: "Где общество выигрывает, тут на партикулярный ущерб не смотрят".