Триумф стрелка Шарпа
Шрифт:
Верных сведений главнокомандующий все же дождался. Шесть служивших у Сьюда Севаджи всадников доставили в лагерь наспех написанное Маккандлессом донесение. Полковник выражал сожаление по поводу своего отсутствия и объяснял, что был ранен, что поправляется медленно, но остается в строю, доказательством чего и служит данное сообщение. Далее шотландец писал, что, согласно полученным из достоверных источников сведениям армии доулата Рао Скиндии и раджи Берара сошлись наконец у Боркардана, где и пробудут достаточно долго, чтобы провести дурбар и дать отдых животным. По оценке Маккандлесса, маратхи могли задержаться в Боркардане на пять-шесть
Было видно, что донесение написано в спешке, неверной рукой, но содержание отличалось характерной для полковника точностью, четкостью и последовательностью изложения.
Прочитав бумагу, генерал ненадолго склонился над картами, после чего отдал сразу несколько распоряжений. Армии приготовиться к ночному маршу. К полковнику Стивенсону, находившемуся западнее, отправить нарочного с приказом также двигаться на север параллельным курсом. Пункт соединения – Боркардан. Время – через четверо суток.
– И что мы получаем? – во второй или третий раз пробормотал себе под нос Уэлсли. – Одиннадцать тысяч прекрасной пехоты и сорок восемь орудий. – Он записал цифры на карте и задумчиво постучал карандашом. – Одиннадцать тысяч против восьмидесяти. – Прозвучавшее в голосе сомнение странно противоречило последовавшему за этим выводу. – Вот и отлично. Прекрасное соотношение.
– Одиннадцать против восьмидесяти прекрасное соотношение, сэр? – удивился стоявший рядом капитан Кэмпбелл.
Это был тот самый молодой шотландский офицер, который трижды поднимался по лестнице на стену Ахмаднагара. В награду его повысили в звании и назначили адъютантом генерала. Кэмпбелл считал главнокомандующего самым здравомыслящим из всех офицеров, но последние слова Уэлсли явно вступали в противоречие со здравым смыслом.
– Я бы, конечно, предпочел иметь побольше, – согласился генерал, – но полагаю, справимся и имеющимися силами. Кавалерию Скиндии в расчет можно не принимать, на поле боя она ни на что не годится. Пехота раджи Берара будет только путаться под ногами и мешать. Что же остается? Нам придется драться против пятнадцати тысяч хорошо подготовленной пехоты и превосходящей численно артиллерии, Все остальное к делу не относится. Если мы одолеем этих, прочие разбегутся. Можете мне поверить – они удерут.
– Предположим, сэр, противник изберет оборонительную тактику? – Кэмпбелл не мог не попытаться внести нотку осторожности в оптимистические планы сэра Артура. – Предположим, они укроются за рекой? Или спрячутся за стенами? Что тогда?
– Предполагать можно все, что угодно, но предположения есть не более чем фантазия, а если бояться фантазий, то с военной службой лучше расстаться. Что делать и как быть, решим на месте. Наша первая задача – найти их. – Уэлсли скатал карту. – Лису не затравишь, пока не догонишь. Так что давайте-ка браться за дело.
Армия выступила в ту же ночь. Впереди шла шеститысячная кавалерия, почти сплошь индийская. За ней – двадцать два орудия, четыре тысячи сипаев Ост-Индской компании и два шотландских батальона. Замыкал колонну длинный обоз из быков, повозок, женщин, детей и маркитантов. Шли быстро и без остановок. Если размеры вражеской армии кого-то и пугали, страха никто не показывал. Солдаты были отлично обучены, как, впрочем, и все, кто носил в Индии красный мундир, длинноносый генерал обещал им победу, и теперь каждый настраивал себя на жестокий бой. При всех раскладах эти люди верили в победу. Если только никто не ошибется, не даст маху.
Боркардан оказался жалкой деревушкой, где не нашлось ни одного подходящего для размещения князей здания, а потому дурбар маратхских правителей проходил в большой палатке, составленной и наспех сшитой из нескольких маленьких. Снаружи сооружение украсили полотнами из ярко раскрашенного шелка. Получилось впечатляюще, но едва начался дурбар, как небеса разверзлись и голоса совещающихся мужчин утонули в настойчивом стуке дождя, после чего небрежно сметанные швы расползлись под натиском воды.
– Пустая трата времени, – проворчал Полман, закалывая только что повязанный шарф брильянтовой заколкой, – но наше присутствие обязательно. И никаких самостоятельных инициатив и предложений, понятно? Все европейцы придерживаются одного мнения, а выражаю его я.
– Вы, сэр? – спросил, хмурясь, Додд, собиравшийся воспользоваться дурбаром, чтобы высказаться в пользу решительных действий.
– Я, – с нажимом сказал Полман. – Хочу подкрутить им хвосты. Ваше дело меня поддержать, а потому кивайте, как обезьяна на ветке. Большего не требуется.
Под промокшим шелковым навесом собралось около сотни человек. Скиндия, магараджа Гвалиора, и Бхосла, раджа Берара, сидели на муснудах, высоких, изящных тронах, драпированных парчой и укрытых от назойливого дождя шелковыми зонтами. Комфорт правителей обеспечивали слуги, размахивавшие огромными веерами на длинных рукоятках. Остальным участникам дурбара оставалось лишь терпеть невыносимую духоту. Ближе других к тронам сидели представители высшей касты, брамины, в широких шароварах из золотой парчи, белых туниках и высоких белых тюрбанах. Офицеры, как европейцы, так и индийцы, потели у них за спиной в своих лучших мундирах. Сновавшие в толпе с серебряными подносами слуги почтительно предлагали миндаль, засахаренные орешки и вымоченный в араке изюм. Три старших офицера-европейца стояли вместе, и Додд прислушивался к их негромкому разговору. Все трое согласились, что основной удар британцев придется именно на них и что общее командование должен взять на себя кто-то один. Сальер претендовать на эту роль не мог, поскольку бегума Сомру правила от имени Скиндии и ее командующий не мог стоять выше офицеров сюзерена. Оставались, таким образом, Дюпон и Полман, но голландец благородно уступил пальму первенства ганноверцу.
– В любом случае Скиндия остановит выбор на вас, – сказал он.
– Что ж, мудрое решение, – бодро заметил Полман, – очень мудрое. Вы согласны, Сальер?
– Конечно, – ответил француз, высокий, хмурого вида мужчина с иссеченным шрамами лицом и репутацией сторонника жесткой дисциплины. Его также считали любовником бегумы Сомру – последняя должность очевидно доставалась в нагрузку к званию командующего пехотой сей достойной дамы. – О чем они сейчас говорят? – спросил он по-английски.
Полман прислушался.