Триумфальная арка
Шрифт:
Равик вернулся в отель. Было около трех. Он поднялся по лестнице. Под дверью лежал белый конверт. Он поднял его. На конверте стояло его имя, но не было ни марки, ни штемпеля. Жоан, решил он, и вскрыл конверт. Из него выпал чек, присланный Дюраном. Равик равнодушно посмотрел на цифру, затем вгляделся внимательнее. Он не верил своим глазам: не двести франков, как обычно, а две тысячи. Должно быть, изрядно перетрусил, подумал он. Дюран, добровольно отдающий две тысячи франков! Вот уж поистине восьмое чудо света!
Спрятав чек в бумажник, он взял несколько книг и положил их стопкой на столик у
Не успел он раскрыть книгу, как зазвонил телефон. Он не снял трубку. Телефон продолжал звонить. Через несколько минут, когда звонки прекратились, он взял трубку и спросил портье, кто звонил.
— Она не назвала себя, — заявил портье. Равик слышал в трубке чавканье.
— Это была женщина?
— Да.
— Она говорила с иностранным акцентом?
— Не обратил внимания, — сказал портье, продолжая чавкать.
Равик набрал номер клиники Вебера. Оттуда его не вызывали. Не звонили и от Дюрана. Тогда он попросил соединить его с отелем «Ланкастер». Телефонистка сказала, что оттуда его никто не вызывал. Значит, это была Жоан. Вероятно, она все еще в «Шехерезаде».
Через час телефон зазвонил опять. Равик отложил книгу, встал и, подойдя к окну, облокотился на подоконник. Легкий ветерок доносил снизу аромат лилий: эмигрант Визенхоф заменил ими увядшие гвоздики. В теплые ночи комната наполнялась запахом кладбищенской часовни или монастырского сада. Равик так и не мог понять, почему Визенхоф перешел на лилии: оттого ли, что он чтил память покойного Гольдберга, или просто потому, что лилии хорошо принимаются в деревянных ящиках. Звонки прекратились. Возможно, сегодня я усну, подумал он и снова улегся в постель.
Жоан пришла, когда он спал. Она сразу же включила верхний свет и остановилась в дверях. Он открыл глаза.
— Ты один? — спросила она.
— Нет. Погаси свет и уходи.
С минуту она колебалась. Затем прошла через комнату и распахнула дверь в ванную.
— Вранье, — сказала она и улыбнулась.
— Убирайся к черту. Я устал.
— Устал? От чего же?
— Я устал. Спокойной ночи.
Она подошла ближе.
— Ты только что пришел домой. Я звонила каждые десять минут.
Это была ложь, но он ничего не возразил. Успела переодеться, подумал он. Переспала со своим любовником, отправила его домой и явилась сюда в полной уверенности, что застанет меня с Кэт Хэгстрем. Тем самым она доказала бы, что я гнусный развратник, которого следует опасаться — каждую ночь у него другая. Как ни странно, хитро задуманная интрига всегда вызывала в нем восхищение, даже если была направлена против него самого. Он невольно улыбнулся.
— Чего ты смеешься? — резко спросила Жоан.
— А почему бы мне не посмеяться? Погаси свет: у тебя ужасный вид. И уходи поскорее.
Она словно и не слышала его слов.
— Кто эта проститутка, с которой я тебя сегодня видела?
Равик привстал на локтях.
— Вон отсюда! Или я запущу чем-нибудь тебе в голову!
— Ах вот что… — она пристально посмотрела на него. — Вот оно что! Значит, уже так далеко зашло!
Равик достал сигарету.
— Это же просто глупо. Сама живешь с другим, а мне устраиваешь сцены ревности! Ступай к своему актеру и оставь меня в покое.
— Там совсем другое, — сказала она.
— Ну разумеется!
— Конечно, совсем другое! — Вдруг ее прорвало. — Ты ведь отлично понимаешь, что это другое. И нечего меня винить. Я сама не рада. Нашло на меня… Сама не знаю как…
— Такое всегда находит неизвестно как…
Жоан не сводила с него глаз.
— А ты… В тебе всегда было столько самоуверенности! Столько самоуверенности, что впору сойти с ума! И ничто не могло прошибить ее! Как я ненавидела твое превосходство! Как я его ненавидела! Мне нужно, чтобы мною восторгались! Я хочу, чтобы из-за меня теряли голову! Чтобы без меня не могли жить. А ты можешь! Всегда мог! Я не нужна тебе! Ты холоден! Ты пуст! Ты и понятия не имеешь, что такое любовь! Я тогда солгала тебе… Помнишь, когда сказала, будто все произошло потому, что тебя не было два месяца? Даже если бы ты не уезжал, случилось бы то же самое. Не смейся! Я прекрасно вижу разницу между тобой и им, я знаю, что он не умен и совсем не такой, как ты, но он готов ради меня на все. Для него только я и существую на свете, он ни о чем, кроме меня, не думает, никого, кроме меня, не хочет. А мне как раз это и нужно!
Тяжело дыша, она стояла перед его кроватью. Равик потянулся за бутылкой кальвадоса.
— Зачем же ты ко мне пришла? — спросил он. Она ответила не сразу.
— Сам знаешь, — тихо сказала она. — Зачем спрашивать?
Он налил рюмку и подал ей.
— Не хочу пить. Что это за женщина?
— Пациентка. — Равику не хотелось лгать. — Очень больная женщина.
— Неправда. Уж если врать, так поумнее… Больной женщине место в больнице, а не в ночном клубе.
Равик поставил рюмку на столик. Как часто правда кажется неправдоподобной, подумал он.
— Это правда, — сказал он.
— Ты любишь ее?
— Какое тебе дело?
— Ты любишь ее?
— Нет, действительно, какое тебе до этого дело, Жоан?
— Мне до всего есть дело! Пока ты никого не любишь… — она осеклась.
— Только сейчас ты назвала эту женщину проституткой. О какой же любви тут можно говорить?
— Это я просто так сказала. Из-за проститутки я бы и не подумала прийти. Ты любишь ее?
— Погаси свет и уходи.
Она подошла ближе.
— Я так и знала. Я сразу все поняла.