Триумвиры революции
Шрифт:
Председатель продолжал говорить. Максимилиан не слушал его. Он думал о недавнем прошлом. Сколько зла принесли жирондисты своей демагогией, как замедляли они победный ход революции! Вот яркое тому доказательство: едва отстранили их лидеров - и за полтора месяца якобинцы сумели сделать для народа больше, чем жирондисты и фельяны сделали за все годы своей бесполезной власти! Буквально в две недели был обсужден и утвержден текст новой конституции, вдохновленной учением великого Руссо и проникнутой искренним стремлением к широкой политической свободе. Одновременно принялись за коренной вопрос, от которого отмахивались все предшествующие партии и группировки: за вопрос аграрный. Уже на следующий день после падения Жиронды Конвент предписал разделить на мелкие доли все поместья эмигрантов. Образовавшиеся участки надлежало пустить в продажу на льготных
Да, все это были замечательные дела. И нельзя забывать, что происходили они под грохот сражений, в период трудностей поистине беспримерных. В то время как пять иностранных армий теснили обескровленные французские войска, англичане усиливали блокаду и высаживали десанты, а в шестидесяти департаментах разгорались организованные жирондистами контрреволюционные путчи. Огненное кольцо все туже сжимало молодую якобинскую республику...
Председатель закончил речь. Многие факелы догорели, их заменяли новыми. Высокие силуэты домов, чуть заметные сквозь деревья на фоне сине-черного неба, казались фантастическими. Раздался отдаленный раскат грома. Прощай, Друг народа, прощай, старый соратник! Дело, за которое ты погиб, продолжим мы; мы доведем его до полной победы...
Неподкупный следил за движением бесконечной ленты. Вот идут члены Коммуны, представители клубов, трибунала, революционных комитетов, рядовые санкюлоты. Они, видимо, очень любили покойного...
А вот Максимилиан его не любил.
Слишком разные люди, слишком разные темпераменты. Они по-разному смотрели на многое и не могли понять до конца один другого. И все же Робеспьер удивлялся цинизму, с которым Дантон, не переваривавший Марата, заявил:
– Его смерть принесла больше пользы делу свободы, нежели его жизнь, так как она показала, откуда грозят нам убийцы...
Мягко выражаясь - двусмысленная фраза.
Ведь они были бойцами из одного отряда, они боролись плечом к плечу за общее дело, и много ли еще оставалось революционеров закалки Друга народа? О, жирондисты знали, в чье сердце вонзали нож рукою Шарлотты Корде! Они устранили Марата в час, когда его бурная энергия была особенно необходима. Когда-то они окрестили трех боровшихся против них вождей Горы "триумвирами". Марат, Дантон, Робеспьер - вот три имени, вызывавшие ужас и ненависть большинства на первых заседаниях Конвента. Триумвират, облеченный доверием народа, бесстрашно делал свое дело. Три вождя, если иногда и расходились в частностях, в основном неизменно сохраняли единодушие. Они защищали Коммуну от нападок "государственных людей", они были едины в дни сокрушения Жиронды.
И вот триумвирата больше не существует. Марат ушел навсегда. А Дантон...
Неподкупный искоса оглядывает огромную фигуру Дантона. Какая у него отталкивающая внешность! Какое ужасное лицо, изрытое оспой, с перебитым носом! Недаром его называют циклопом. При свете факелов глазные впадины кажутся черными ямами - маленьких запавших глазок почти не видно. Зато преувеличенно большими представляются челюсти, страшные челюсти бульдога.
Казалось бы, эти челюсти должны брать мертвой хваткой.
Но нет! Бульдог не так страшен, как можно думать. Робеспьер хорошо знал, что он бывает очень добродушным. Добродушным? Не то слово, правильнее сказать - слабым, нерешительным, склонным к компромиссу. Он любил жизнь, но жизнь для себя. Максимилиан не может без отвращения вспомнить, что слышал недавно о Дантоне. Обедая в кругу друзей и будучи под хмельком, циклоп разоткровенничался. Он во всеуслышание заявил, что наступает его черед пользоваться жизнью. Роскошные дворцы, тонкие яства, шикарные женщины - вот что должно наградить его за преданность революции! Ведь революция, рассуждал Дантон, в сущности, не что иное, как борьба за власть, а всякая выигранная битва должна окончиться дележом между победителями добычи, взятой у побежденных!.. Он проводит время в сладострастии и пирах, когда республике угрожает смертельная опасность. Полгода назад умерла любимая жена Дантона, которую Максимилиан знал и глубоко уважал. Искренне сочувствуя горю своего товарища, Робеспьер тотчас же написал ему душевное, соболезнующее письмо, которое сегодня с радостью забрал бы обратно. Скорбь Жоржа казалась безутешной. И что же? Прошло едва четыре месяца, а он снова женится, да еще при каких обстоятельствах! Невесте - пятнадцать лет, ее родители - католики и реакционеры, а его, Робеспьера, на свадьбу не пригласили - говорят, она проводилась тайно и по церковному обряду... Слово "добродетель" вызывает у Дантона смех. Но как может стать защитником свободы человек, которому чужда мысль о морали?
И правда, в делах служебных он тот же самый, что и в делах домашних. Конечно, не хотелось бы верить разговорам о продажности Дантона, о его склонности к казнокрадству. Но ведь состояние Дантона за годы революции выросло во много раз - это известно каждому... А постоянное якшание его с политическими проходимцами? А его деятельность совместно с Барером в первом Комитете общественного спасения, который Марат называл "Комитетом общественной погибели"? Все знают, что этот "Комитет Дантона" не обнаружил ни воли, ни способности преодолеть опасности, угрожавшие стране, дал бежать многим вождям Жиронды и проморгал возникновение цепи мятежей в департаментах. Как объяснить все это? Дантон в свое время сделал немало для республики. Но не хочет ли он теперь сказать роковое слово "остановись!", то самое слово, которое произнесли некогда Барнав и Бриссо?..
Нет, Неподкупный не в силах по-прежнему относиться к Дантону. Пусть кое-что и преувеличено, но... Но его революционная совесть, его щепетильность, его гражданское целомудрие не позволяли причислять к своим друзьям и соратникам подобного человека. Робеспьера считают склонным к подозрительности. Да, он подозрителен по отношению к тем, кто скомпрометировал себя на службе народу, кто думает о себе больше, чем о благе родины... Посмотрим. Время покажет. А пока якобинцы по совету Робеспьера настояли на переизбрании неустойчивого Комитета общественного спасения. Незадолго до смерти Марата, 10 июля, Дантон был исключен из комитета и туда вошли близкие политические единомышленники и друзья Робеспьера - Кутон и Сен-Жюст.
Вот они, рядом. Оба молодые, оба беззаветно преданные делу революции. Это люди иного склада, чем Дантон. Они мало дорожат личным благополучием. Их не купить щедрым подарком или хорошим обедом. Кутон - старый соратник, настоящий рыцарь революции. Как проницателен его взгляд, как утонченно выражение лица! Он истинный гуманист, он любит народ глубокой любовью. Он может быть мягким и великодушным, но, когда это необходимо, он становится беспощадным. Его сильный дух не сломило личное горе. Кутон тяжело болен. Болезнь парализовала ноги, он стал калекой и передвигался в кресле на колесах. Но это не сделало его слабым. Кутон всегда на своем посту и всегда верен общему делу.
А Сен-Жюст? О, на него Максимилиан не может смотреть без легкого трепета.
Сен-Жюст - это необычайное, неповторимое явление природы. Вот он стоит в первом ряду членов Конвента. Ему двадцать шесть лет. Он строен, изящен, его прекрасные длинные волосы спадают на плечи. В правом ухе серьга. Тонкое батистовое жабо закрывает вырез камзола. Костюм превосходно сшит. Лицо греческого бога: красивое, холодное, строгое. Кто это? Представитель золотой молодежи? Дамский угодник? Или, быть может, просто мраморное изваяние? Нет, это страстный борец, талантливый, упрямый, непреклонный. Сын кавалера ордена святого Людовика - высшей военной награды при старом порядке, Антуан Сен-Жюст с юности посвятил себя делу революции. Однажды, положив руку на горящие уголья, он дал клятву победить или погибнуть. Его идеалом стал Робеспьер. У Максимилиана хранилось письмо, датированное августом 1790 года, в котором безвестный тогда Сен-Жюст называл его богом, творящим чудеса. Двадцати четырех лет он был избран в Конвент. "В жизни силен только тот, кто не боится смерти", говорил Сен-Жюст. "Дерзать - в этом вся революционная тактика". И он не боялся смерти. Он дерзал. Его смелость была спокойной, обдуманной. Он наносил удары, не предупреждая. Сен-Жюст, как и Робеспьер, весь принадлежал общественному делу. Как и Робеспьер, он не знал семьи и личной жизни. Когда-то, на заре юности, он страстно любил. Но возлюбленная не стала невестой. Родители девушки, не посчитавшись с взаимностью чувств, отдали дочь за другого. С тех пор все женщины умерли для Сен-Жюста. Замкнутый и строгий, он действовал только во имя высших принципов. Его непоколебимость по временам пугала даже Неподкупного.