Триумвиры. Книга вторая
Шрифт:
Кассий смотрел на жирное лицо старика и думал: «Вот куда ввергает мужа жажда славы и золота! Но зачем было разлучать Публия с Корнелией? Шел бы старик сам с мешком за золотом и славою!»
Недовольный действиями полководца, он винил в военных неудачах только его: «Не внял мудрым советам Артабаза, и теперь придется просить его же о помощи!»
Прибыв в Карры, Красс, действительно, отправил посольство к армянскому царю.
На другой день к Каррам подступили парфяне. Гортанные крики долго не давали покоя. Сурена требовал
— Воины, выдайте вождей, и вы — свободны! — неслись крики, возбуждая легионариев А прибывшие послы вели себя нагло, и требования их звучали скрытой угрозой.
— Вон! — закричал Красс и, позвав ликторов, приказал сечь послов прутьями и гнать из лагеря.
Визжа и ругаясь, варвары бежали с позором к ворогам.
— Воины ненадежны, это новобранцы, — сказал Кассий, поглядывая на угрюмых легионариев, собиравшихся кучками. — Да и вожди недовольны: взгляни на них!
Красс сурово смотрел на него.
— Римляне не посмеют возмутиться: ты забываешь, Кассий, о дисциплине!
— Воля твоя, вождь, но я за отступление. Трибуны поддержали Кассия. Не парфян они боялись, а смерти в чужом краю, вдали от родины, и ужасались, что тела их не будут погребены.
Красс кивнул. Но, когда Кассий посоветовал отступить по старой дороге, упрямый старик воспротивился:
— Приказываю идти по холмам и горам через Армению: тропы и болота недоступны для конницы, и мы будем в безопасности…
Отступали горными тропами. Утомленные легионарии роптали, раздраженные трибуны ворчали. Красс пытался ободрять людей, но они угрюмо отмалчивались. Полководец видел, что влияние его падает.
Кассий воспользовался общим недовольством.
— Вождь, — громко сказал он на привале, — люди устали, путь тяжел. Не лучше ли нам возвратиться, пока не поздно, в Карры, и идти по прежней дороге? Перейдя Евфрат, мы будем в безопасности!
— Что? — высокомерно спросил проконсул. — Ты хочешь бежать из Азии? И это говорит римлянин! Слышите, начальники? Война не кончена, а начинается!
Кассий настаивал.
— Пусть так, — говорил он, избегая смотреть в глаза полководцу, — но оттуда мы сможем двинуться в Армению, а идти по горным тропам…
Красс вспыхнул.
— Если не хочешь следовать за мной, — крикнул он, — иди, куда хочешь!
Кассий молча отошел от него.
Через несколько минут войско двинулось дальше.
Красс ехал, по обыкновению, впереди, но рядом с ним не было Кассия, — знал, что квестор, во главе пятисот всадников, мчался по дороге в Карры.
«Одни погиб, другой покинул, — с горечью думал старик, и глаза его сверкали, — остался я одни… Нет, не один! Со мною вечная слава римского имени, древняя мощь Рима и благословения богов даже в тягостный час смерти!»
XV
Они шли дни и ночи. Солнце томило желтым раскаленным глазом, медная луна смотрела с вышины, и ночной холод исходил, казалось, от ее лучей.
Легионарии открыто роптали, трибуны и центурионы, не останавливая их, громко говорили о бездарности полководца.
Красс притворялся, что ничего не слышит. Ругались плебеи, которых он, подобно Сулле, презирал, считая скотами, обреченными на служение мужам знатным и богатым; ворчали сыновья нобилей, знатные выродки, которых, по его мнению, следовало бы уничтожить, чтобы облагородить истинных римлян. Он ненавидел их всем сердцем и только теперь пожалел, что вся его жизнь прошла в бессмысленном стяжании и борьбе с Помпеем.
«А ведь мог же я добиться власти, когда Помпей воевал в Азии, и стать вторым Суллою. В союзе с Катилиной и Цезарем я растоптал бы знать и упорядочил бы Рим… Но нет, тогда я струсил на форуме… Нужно было дать знак к резне, и всё пошло бы иными путями…»
Брезжил рассвет, тусклый и грязный, как окружавшие лагерь болота, небо было в разрозненных тучах, моросил дождь. Когорты тяжелой пехоты и турмы просыпались при звуках труб.
Полководец сидел в полном снаряжении у потухшего костра.
— Вождь, подступают парфяне, — сказал трибун Петроний, останавливаясь перед ним.
Красс встал — рукоятка меча звякнула о медную лорику.
— Двигаться на Синнак, соединиться с Октавием, — приказал он. — В горах мы будем неуязвимы для конницы…
Когорты выступили в путь. Легионарии шли осторожно по трясине, оступаясь и проклиная начальников; трибуны вели лошадей за собой, нащупывая почву, всадники часто проваливались, и воины вытаскивали увязших лошадей, подсовывая им жерди под брюхо.
К полудню небо прояснилось, и знойное солнце всплыло в мутной дымке, предвещавшей жару. Войска шли, изнемогая.
К вечеру попали на твердую почву и вздохнули с облегчением. Впереди возвышался холм. Красс приказал занять его, разбить лагерь и рыть вал. Вскоре подошел с вспомогательным войском Октавий.
Озабоченный парфянскими наездниками, появлявшимися и исчезавшими в отдалении, он сказал:
— Пусть помогут нам боги отразить нападение!
— Враг не посмеет пойти на приступ в конном строю, — спокойно ответил Красс, входя в шатер.
Лишь только сон стал смежать его глаза, чей-то голос послышался рядом.
Красс вскочил. Перед ним стоял Октавий.
— Вождь, послы от сурены… Прикажешь принять или прогнать?
— Чего они хотят?
— Они, очевидно, хитрят — это заметно по их воровским глазам. Они утверждают, что сурена желает лично увидеться с римским проконсулом и начать мирные переговоры.
Яростные крики ворвались в шатер.
— Кликни Петрония.
Трибун вбежал, остановился у входа.
— Отчего крики? Разве воины опять недовольны?