Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)
Шрифт:
Мальчик огляделся, но дороги так и не увидел. И только после этого обратил взгляд на старушку, которая стояла рядом.
Женщина выглядела странно, даже слишком. Одежда приличная, получше Добродеевой будет. А из-под платка выбивается нечесаная прядь серых волос, в глубоких морщинах следы застарелой грязи, один глаз сплошь белый, второй косит. Старушка опиралась не на клюку, а на простую кривую палку, с которой только кору ободрали.
— Да я… — начал было Добря.
— Ждешь кого? —
— Так это… Лодочника.
— А… Знаю-знаю этого Лодочника. Что обещал?
— На лодью посадить… — развел руками мальчик. — До Киева.
Судя по виду старухи, она действительно могла знать Лодочника. Ведь оба одноглазые.
— У… Киев… Киев — город хороший. А что тебе там нужно?
— К князю иду, за ба… артельщиками нашими.
— А почему один?
Добродей потупился, на глаза опять навернулись слезы.
— Сирота? — догадалась старушка.
Мальчик не ответил. Пусть батя погиб, но мамка-то жива! Хотя так далеко, что и впрямь сиротой зваться можно.
— Я этого Лодочника хорошо знаю, — повторила старушка. — Его тут все знают. А дружина князя Вельмуда — особенно. С самой весны поджидают. А к осени, как видишь, и дождались.
— Чего-чего?
— А ничего. Вор он. Разбойник и душегуб.
— Как?.. — выдохнул Добря ошеломленно.
— А вот так. Детишек в Русу привозит и тайно на чужеземные лодьи отдает, за награду.
Рот старушки искривился, лицо стало до того страдальческим, что Добродей сам едва не расплакался.
— Этой весной о том и прознали. А князь Вельмуд велел изловить и в колодки обрядить. Так что… не вернется твой Лодочник.
Сердце трепыхнулось испуганно, зубы и колени свело страхом, но Добря все-таки нашёл в себе силы возразить:
— Не может такого быть. Он за всю дорогу, от самого Ильменя, меня и взглядом не обидел! А сейчас по делам пошел…
— Ага, в корчму, где корабельщики иноземные пируют. Они всегда в одной и той же корчме останавливаются. Не веришь — не верь. Ждать хочешь? Жди, — проскрежетала старуха и, состроив грустное лицо, засеменила прочь.
Новость подкосила Добродея, земля под ногами покачнулась.
— И что же теперь? — вскрикнул он.
Старуха, несмотря на явную подглуховатость, расслышала и обернулась:
— Да ниче. В Русе останешься. Авось кто из наших и приютит сироту.
— Мне нельзя, — спешно отозвался Добря. — Мне в Русе ни к чему! Мне в Киев надо!
— Ну, так попробуй к купцам обратиться. Правда, до Киева только одна лодья идти намеревалась. Путь-то непростой. Сперва по реке, после волоком. Долго. Потом опять реками, а у Днепра берега узкие… Зато язык до него точно доведет.
— Что за лодья?
— А… — Старушечий рот растянулся в улыбке, от чего морщины стали глубже, наружу вылезли коричневые беззубые десны. — Это не абы какая лодья. Богатая. До самой Шаркилы ходит! Туда так просто не пробраться.
— А как пробраться?.. Как быть?
— Заплатить есть чем? — каркнула женщина, прикрыв белесый глаз.
Добродей вдруг понял, что у него не то что монет, даже еды не водится.
— Нет…
Старушка хмыкнула, передернула плечами:
— Тогда и торговли нет. Кому ты такой на лодье нужен? Задаром и на рыбацкую долбленку никто не возьмет.
Добря почувствовал, как к горлу подкатывает ком, как наполняется рыданьями грудь, а колени заходятся запоздалым ужасом. А ведь правда, с чего бы это Лодочник помогать взялся? На такие хлопоты ради чужого человека не идут, только если за плату.
— Что же делать? — пробормотал мальчик.
Старуха вздохнула тяжко, смерила новым, полным грусти взглядом. В сердце Добродея трепыхнулась слабая надежда: женщина — она и в старости женщина, дети для неё не пустой звук, даже если чужие…
— Работать умеешь?
— Умею, — заверил Добродей.
Горожанка приблизилась, рассматривала теперь не с жалостью, а так, словно оценивала. Наконец кивнула удовлетворенно:
— Ты мальчик крепкий, выносливый. Так и быть. Пойдем.
— Куда?
— На лодью. Один из тамошних корабельщиков племянником мне приходится. Замолвлю словечко.
Согласия Добродея старуха не дожидалась. С кряхтением, тяжело передвигая ноги, устремилась к большой пристани. Мальчик поспешил за ней, молчаливо моля богов о помощи.
Оставаться в Русе совсем не хотелось. Кто он тут? Бродяга! И ждет его в лучшем случае голод и не по годам тяжёлая работа. Поработать на лодье — совсем другое дело, это не навсегда. Тем более судно до Киева довезет…
— Эй! — завопила старуха. — Эй!
Клюка описала дугу в воздухе, Добродей едва успел увернуться от случайного удара. Горожанка же махала клюкой бойчее, чем воин мечом.
— Эй!!!
Добря только теперь сообразил, в чем причина: самая большая, самая богатая лодья намеревалась покинуть пристань. На судне деловито перекликались, с бранью затаскивали деревянные мостки.
— Эй! — вторя старой женщине, закричал он и рванул вперед. — Эй, подождите!
— Эй!!!
Корабельщики внимания не обращали, только один, чье массивное тело было укутано в дорогие ткани, замер и уставился на бегущего. На голове человека красовалась удивительная, очень смешная шапка — это Добря заметил, несмотря на волнение, тут же расплылся в улыбке.
— Что надо? — гаркнул человек.
— Сироту, сироту возьмите! — прокричала старуха, задыхаясь.