Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)
Шрифт:
— Хотел напоследок в очи тебе заглянуть. Но ты и не только Рюрика предал и слово данное нарушил, — продолжил Олег мрачно.
Осколод положил ладонь на рукоять меча. Заметив этот жест, Гудмунд шагнул вперед. Почуяв движение, Олег бросил мимолетный взгляд через плечо. Но, любовно огладив навершие, киевский князь все же убрал руку, и Гудмунд тут же отступил.
— Ты богам изменил, — точно ворон проскрипел Олег, высматривая Оскольдовы глаза.
При этом все заметили, новгородец так ухватился за посох, что тот на полвершка погрузился в мореную доску. Не иначе, вот-вот свалится, болезный.
— В Киеве
— Прямое дело. Она запрещает единокровников делать рабами, — немилосердно ответил Олег, прищурив левый глаз. — И моя вера то воспрещает. А ты, правитель киевский, мало что живым товаром торгуешь. Ты степнякам своих же подданных за дирхемы исмаилитов продаешь. И скажи, что это не так! Здесь, в Киеве, много тому и свидетелей, и соучастников. Киев ты на слезах девиц да матерей отстроил. Всяк угнетенный рабством хазарским проклинает тебя. И кривич, и древлянин, и улич, и полянин. Ты же, Осколод, не просто хазарский прихвостень, ты раб своего Христа. А наши боги — родичи нам и рабства не приемлют. Если у тебя и была Удача, она давно отвернулась. Помолись же покрепче. Впрочем, и то не поможет.
— Это кто ж такое говорит князю киевскому?! — зло рассмеялся Осколод. — Какой-то полумертвец! К тому же ещё и на службе у моего меньшого брата? Если ты бранью на брань зовешь киевлян, силой помериться — так и скажи, встретимся с новгородцами в чистом поле. А нет — убирайся, Олег, пока цел. Я больных не трогаю.
— У тебя больше нет меньшого брата…
— Неужели ты и Полата убил?! [19] — воскликнул Осколод. — Может, и Рюрик — это твоих рук дело? — продолжил он ещё громче.
19
Старший сын Рюрика Полат имел больше прав на наследие отца после его смерти, чем остальные его дети. История Рюрика, Полата и Олега изложена нами в романе «Нас рассудят боги-2».
Народ загудел, заволновался. Добродей почуял, как глаза сами на лоб лезут.
«Да нет! Быть того не может! — решил он. — Рюрик да Олег родичи, вместе кровь проливали. Чтоб один другого порешил?»
Олег молчал. Высокий и сутулый, он невозмутимо опирался на посох и словно бы ждал тишины. Ее восстановил Осколод, подняв руки.
— Да-да! Как же мне это сразу не пришло на ум! Это ты убил Рюрика! — указал он на Олега. — А после — умертвил и Полата. Хотел занять его место. Но Господу все видно — Он тебя поразил болезнью. И кому теперь достанется земля Ильменская? Разумеешь? Ты расчистил нам дорогу, спасибо!
— Алкаешь, Осколод, присесть на престол новгородский. Но этого не будет. Погляди-ка туда.
Все устремили взоры вслед за Олеговой дланью. На палубе словенской лодьи стояла статная златовласая молодая женщина, за руку она держала рыжего мальчишку лет четырех-пяти.
— Вот он, будущий князь новгородский и киевский! А то жена моя — Силкисив, она — дочь великого Рюрика!
— С какой же стати этот юнец будет править Киевом? По какому праву?
—
Торжественно и грозно проревел боевой рог. В тот же миг с пришвартованных и вынесенных на сушу лодий, где в воду, где на песок, высыпали свирепые воины с топорами да секирами. Следом вдоль бортов рядами вставали другие варяги, а лучники промеж их.
Оскольд не успел выхватить меч. Острие Олегова посоха угодило в самую душу [20] .
Удар был столь силен, что наконечник — на глазах застывшего Добродея — вышел со спины. Новгородец отпихнул трепещущее тело ногой и высвободил окровавленное оружие.
20
Душа — древнерусское название солнечного сплетения.
Плечом к плечу с братом стал Гудмунд.
— Одд, я здесь!
Оскольдовы телохранители и шагу ступить не успели, как между ними и Олегом выросли копьеносцы, прикрывая братьев щитами и угрожая пронзить всякого, кто приблизится к предводителям.
Добродей заорал, рванул было вперед, на ходу высвобождая клинок, но Горян налетел на него всем телом, сбил, едва не свалил наземь.
Взревел Златан, за ним и другие обнажили мечи, но, оставшись без князя, на варягов не бросились, колебались. Сложить головы проще простого, а что Олеговы вои их тут положат рядом с Осколодом, сомнений не было. Вопрос в цене.
— Где воевода? За Хорнимиром пошлите! — кричали одни.
— Дык уже…
— Старик совсем хворый. Куда ему… — отвечали другие.
— Да где же старшие?!
За немногочисленными дружинниками волновался и галдел народ, ещё не сообразив, что к чему. Передние рассказывали задним, что происходит, те не верили.
— Ты чего, Горян?! Там же князь! — возмутился Добря.
— Был князь, да вышел. А если сам не успокоишься, я тебе дам промеж глаз, тогда и ты уймешься.
— Тише, народ киевский! Князь Олег будет речь держать, — прозвучал знакомый голос.
Осколодовы гридни мечей не прятали, хмуро смотрели на вещавшего. Вперед варяжского строя выступил опальный жрец Яроок. Этому новая вера изначально пошла поперек горла.
«Должно быть, не только князя проклял да княгиню, но и новгородцев на Киев навел», — подумал Добродей.
— Не будем его слушать! Убийца! — заорали из толпы.
— Реки, княже! Все слушайте князя Олега! — перекрыл хулителей громкий возглас.
Уже как года два упокоился в высоком кургане Рюрик. Подле него в землю легла и сестра. Верный клятве, данной у смертного одра, новый правитель Новграда, и Ладоги, и многих городов и земель, присягнувших наследнику почившего, — великий князь Олег разбирал бесчисленные тяжбы.
По осени челобитчиков пускали в самый княжий терем. Олег терпеливо рядил, не было недовольных его правдою.
Внимание князя привлек купец, недавно прибывший и оставшийся на зимовку в Новом городе. Дело было пустячное, а едва заслышав имя истца, Олег присудил возместить новгородским старшинам все убытки оборотистого руса.