Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932
Шрифт:
К этому я должен прибавить, что в объяснение своего требования исключительных мер против Молинье т. Росмер счел возможным сослаться также и на все те неблагоприятные слухи, которые нам с ним были известны раньше и которые мы вместе с ним считали не заслуживающими внимания [546] . Этот аргумент т. Росмера произвел на меня самое тягостное впечатление. Я ему ответил в том смысле, что если он придает значение старым или новым инсинуациям, то он обязан истребовать создания контрольной комиссии из надежных и беспристрастных товарищей для рассмотрения вопроса в целом. Что другое можно предложить в революционной организации?
546
Видимо, речь идет о предпринимательской деятельности Молинье, владевшего вместе с его братом Анри Молинье фирмой по выколачиванию долгов с использованием противоправных методов.
Вы знаете по собственному опыту, как нелегко я решился на разрыв с Оверстратеном, несмотря
547
Имеется в виду Л.Л. Седов.
Условия «принкипского мира» были нелояльно нарушены т. Навиллем. Не обращаясь к контрольной комиссии, т. Росмер считал возможным и в дальнейшем делать совершенно недопустимые характеристики т. Молинье. Такого рода характеристики, говорящие все и ничего, намекающие, двусмысленные, компрометирующие без прямого обвинения, нашли отражение и в том печальном письме, копию которого вы прислали мне. Такой образ действий я считаю противоречащим принципам пролетарской организации.
Такова фактическая сторона дела.
3. Несколько слов о принципиальной стороне. Лигой руководили Росмер и Навилль в течение первого года. В самых общих вопросах они развивали или давали развивать другим в «Веритэ» идеи левой оппозиции. Но это делали и Оверстратен, и Урбанс, и Ландау. Проверка началась с чисто французских вопросов, где приходилось занимать боевую позицию. Здесь т. Росмер ни разу не занял ясную позицию, особенно в синдикальном вопросе, и в то же время поддерживал в корне ложную политику Гурже и Навилля в синдикальной области. Мои письма т. Росмеру, в которых я указывал на величайшую опасность этой политики, начались с первого дня существования «Веритэ». Т[оварищ] Росмер ни разу не дал мне ясного ответа. Я не ставил вопросов открыто в печати или перед организацией, ибо надеялся добиться результатов путем личной переписки и устных объяснений. Если т. Росмер отрицает принципиальные разногласия или даже говорит, что они были выдуманы задним числом (как?), то это только показывает, как невнимательно относится т. Росмер к основным проблемам пролетарской революции. Необходимую чуткость к революционным вопросам можно поддерживать в себе, только сохраняя с революционным движением непрерывную связь. Т[оварищ] Росмер по поводу тех или других конфликтов даже личного характера считает возможным отстраняться от движения на месяцы и годы. Немудрено, если при таком отношении к движению в целом ему наши принципиальные разногласия кажутся несущественными или даже несуществующими.
Еще один вопрос, последний. Т[оварищ] Росмер говорит о «зиновьевских» методах. Что он хочет этим сказать? Надо перестать играть словами и сеять путаницу. Откуда взялись «зиновьевские методы»? Они выросли из крутой перемены политики. Когда эпигоны под давлением новых элементов и новых обстоятельств стали ломать традицию партии, они не могли опираться на общественное мнение пролетарского авангарда, — наоборот, они действовали против него. Суть «зиновьевских методов» состояла в том, что бюрократический аппарат путем насилия над пролетарским авангардом и путем обмана широких рабочих масс навязывал политику, противную традициям партии и революционным интересам пролетариата. Методы вытекали, следовательно, полностью из существа политики.
Что же означают «зиновьевские методы» в настоящем случае? Против какого пролетарского авангарда мы ведем борьбу? Какое революционное крыло мы подавляем или устраняем во имя оппортунистической политики? Надо же взвешивать слова. Под зиновьевскими методами понимают теперь нередко то, что причиняет личные огорчения или не удовлетворяет собственных вкусов.
На самом деле положение сложилось совсем иное. В оппозицию записывались в З[ападной] Европе начиная с 1923 года самые разнообразные элементы, в том числе и такие, которые с нашими идеями имеют очень мало общего. Субъекты типа Паза великодушно соглашались быть или числиться левыми коммунистами, крайними революционерами под тем условием, чтобы от них ничего не требовали и чтобы пролетарская революция не мешала их пищеварению. Во Франции очень распространены традиции кружков, где собираются раз в неделю, разговаривают обо всем, расходятся, ничего не решив, выпускают раз в месяц журнальчик, в котором каждый пишет, что ему придет в голову. Лучшим из таких кружков до войны был кружок Монатта. Но и его дух, навыки, приемы работы, метод мыслить — все это было бесконечно далеко от пролетарской организации, хотя бы маленькой и слабой, но серьезно стремящейся встать во главе
И по принципиальной линии, и по политической, и по организационной т. Росмер не прав. У меня не было никакого основания выступать против т. Росмера, поскольку он просто отстранился от работы. Но сейчас т. Росмер фактически стал знаменем всех тех элементов, которые ведут борьбу против основных наших идей и которые до сих пор гораздо более компрометировали идеи левой оппозиции, чем пропагандировали их. На наших глазах происходит попытка беспринципного насквозь блока: бордигистов, Ландау, Навилля, Оверстратена, даже Снивлита, заигрывание с Урбансом, — причем все эти элементы так или иначе пытаются прикрыться Росмером. Ничего более смешного, карикатурного и недостойного, чем этот блок, нельзя себе представить. Дать этому блоку свое имя — значит скомпрометировать себя навсегда. Несмотря на то что многие десятки моих писем оказались безрезультатны, я все же хочу надеяться, что т. Росмер не даст своего имени недостойному блоку, заранее осужденному на жалкий провал.
Во всяком случае, я со своей стороны готов сделать решительно все для восстановления возможности совместной работы, — все, кроме отказа от тех принципов, которые лежат в основе деятельности большевиков-ленинцев.
С коммунистическим приветом
Л. Троцкий
P. S. Во избежание недоразумений отмечу то, что разумеется само собой: я не брал и не беру на себя ответственности за все политические шаги т. Молинье, с которым мы не раз расходились в оценке серьезных практических вопросов. В тех случаях, когда мне казалось, что т. Молинье совершает крупные ошибки, я это высказывал ему и другим. Такого рода расхождения совершенно неизбежны при общей работе. Никакая принципиальная солидарность не может обеспечить совпадения взглядов во всех вопросах тактики и организации. Разногласия с группой Навилля, наоборот, имели всегда в своей основе принципиальные расхождения. Что касается т. Росмера, то, как уже сказано, держась в принципиальных вопросах крайне уклончиво, он на деле поддерживал и поддерживает Навиля, Ландау и пр.
28 июня 1931 г.
Интернациональному секретариату
Дорогие товарищи!
1. Передо мной турецкая газета на франц[узском] языке от 1 июля с первыми сведениями об исходе испанских выборов [548] . Поистине все совершается пока в строго «плановом» порядке. Сдвиг влево произошел с замечательной планомерностью. Будем надеяться, что наши испанские товарищи проанализируют результаты выборов с необходимой тщательностью, подобрав все материалы. Надо выяснить, как голосовали рабочие, в частности анархо-синдикалисты. В некоторых районах ответ должен совершенно ясно вытекать из избирательной статистики. Крайне важно, разумеется, выяснить голосование крестьян в разных провинциях. Одновременно с этим надо собрать все те «аграрные программы», которые предъявлялись разными партиями в разных частях страны. Все это очень спешная и очень важная работа.
548
В апреле 1931 г. в Испании в результате массовых выступлений, организованных Революционным комитетом, в состав которого входили представители подпольных партий республиканской ориентации, была свергнута военная диктатура и ликвидирована монархия. 28 июня 1931 г. состоялись выборы в Учредительные кортесы (парламент), на которых полную победу одержали республиканские и социалистические партии.
2. Социалисты, как и следовало ожидать, одержали, по-видимому, большую победу. Это центральный момент парламентской ситуации. Социалистические вожди чувствуют себя счастливыми, что не имеют большинства в кортесах и что их коалиция с буржуазией оправдывается, таким образом, парламентской статистикой. Социалисты не хотят брать власть, ибо основательно опасаются, что социалистическое правительство станет только этапом к диктатуре пролетариата. Из речи Прието [549] вытекает, что социалисты намерены поддерживать коалицию до тех пор, пока таким путем удастся сдерживать пролетариат, чтобы затем, когда натиск рабочих станет слишком сильным, под радикальным предлогом перейти в оппозицию, предоставив буржуазии дисциплинировать и громить рабочих. Другими словами, мы имеем перед собою вариант линии Эберта [550] и Церетели. Будем помнить, что линия Эберта удалась, политика Церетели провалилась, причем решающее значение в обоих случаях имела сила коммунистической партии и ее политика.
549
Прието Индалесио (1883–1962) — испанский политический деятель, социалист. Во время гражданской войны 1936–1939 гг. морской, затем военный министр. В 1939 г. эмигрировал. До 1950 г. был председателем Испанской социалистической рабочей партии в эмиграции.
550
Эберт Фридрих (1871–1925) — германский политический деятель, социал-демократ. В 1918–1919 гг. сопредседатель, затем глава правительства (Совета народных уполномоченных), с 1919 г. президент Германии.