Троцкий. «Демон революции»
Шрифт:
Меня не раз уже спрашивали десятки и сотни товарищей, почему я молчу и молчу в ответ на совершенно вопиющие подделки истории Октябрьской революции и истории нашей партии, направленные против меня. Я совершенно не собираюсь здесь исчерпать вопрос об этих подделках: для этого пришлось бы написать несколько томов. Но позвольте в ответ на ваши анкетные запросы указать с десяток примеров того сознательного и злостного искажения вчерашнего дня, которое сейчас производится в самом широком масштабе, освящается авторитетом всяческих учреждений и даже вводится в учебники»{38}.
Сказано кратко и ясно. Вчерашний «выдающийся вождь» заботится хотя бы о том, чтобы в истории сохранилась правда об Октябре. Приведу несколько
Вот что, пишет Троцкий, сначала утверждал о нем Ф. Раскольников:
«С огромным уважением относился Троцкий к Владимиру Ильичу. Он ставил его выше всех современников, с которыми ему приходилось встречаться в России и за границей. В том тоне, которым Троцкий говорил о Ленине, чувствовалась преданность ученика… Отзвуки былых разногласий довоенного периода совершенно изгладились. Между тактической линией Ленина и Троцкого не существовало различий. Это сближение, наметившееся уже во время войны, совершенно отчетливо определилось с момента возвращения Льва Давыдовича (так в тексте. – Д.В. ) в Россию; после его первых же выступлений мы все, старые ленинцы, почувствовали, что он – наш»{39}.
А вот что он пишет, продолжает Троцкий, в рецензии на третий том моих сочинений:
«– А какова была, – спрашивает Раскольников, – в 1917 году позиция самого Троцкого? – И отвечает:
– Тов. Троцкий еще рассматривал себя как члена одной общей партии вместе с меньшевиками, Церетели и Скобелевым… Тов. Троцкий еще не выяснил своего отношения к большевизму и меньшевизму. В то время тов. Троцкий еще сам занимал колеблющуюся, неопределенную, межеумочную позицию»{40}.
Лев Давидович с присущим ему сарказмом, умело оперируя фактами, данными, цитатами, документами, убедительно демонстрирует убогость сталинских фальсификаций, которые часто ставят их авторов просто в смешное положение. Троцкий далее говорит, что нынешний Сталин решительно оспаривает высокую оценку, которую Ленин дал Председателю Петроградского Совета как организатору и руководителю Октябрьского вооруженного восстания. Но как же быть с заявлением самого Сталина, сделанным им 6 ноября 1918 года по этому поводу?
«Вся работа по практической организации восстания происходила под непосредственным руководством Председателя Петроградского Совета Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-революционного комитета партия обязана прежде всего и главным образом т. Троцкому»{41}. И это Сталин говорил в статье, где он предостерегал от преувеличения роли и заслуг Троцкого! Сам же опальный лидер к этой сталинской цитате лишь добавляет:
«Давно отмечено, что правдивый человек имеет то преимущество, что даже при плохой памяти не противоречит себе, а нелояльный, недобросовестный, неправдивый человек должен всегда помнить то, что говорил в прошлом, дабы не срамиться»{42}.
Нельзя забывать, что эти строки Троцкий писал в октябре 1927 года, когда Сталин уже набрал силу, а бывший член Политбюро, наоборот, был загнан в угол и являлся постоянным объектом политической и пропагандистской травли. И в этих условиях Троцкий с большим политическим мужеством и интеллектуальным достоинством реставрирует картину реальных событий октября 1917 года. Опальный вождь дает нелицеприятную оценку роли Сталина в те дни:
«Как ни противно копаться в мусоре, но позвольте мне, как довольно близкому участнику и свидетелю событий того времени, уже в качестве свидетеля, показать следующее. Роль Ленина не нуждается в пояснениях. Со Свердловым я встречался тогда очень часто, обращался к нему за советами и за поддержкой людьми. Тов. Каменев, который,
Далее Троцкий вносит ясность в вопрос о Военно-революционном центре, который сталинские апологеты, типа Ярославского, вытащили на свет лишь потому, что туда входил Сталин. Троцкий буквально ловит их с поличным:
«…По явному недосмотру сталинских историков – в «Правде» от 2 ноября 1927 года (т.е. после того, как было написано письмо Троцкого. – Д.В. ) напечатана точная выписка из протоколов ЦК от 16(29) октября 1917 года. Вот что там сказано:
«ЦК организует военно-революционный центр в следующем составе: Свердлов, Сталин, Бубнов, Урицкий и Дзержинский. Этот Центр входит в состав революционного советского комитета ». Заметьте, входит !
Другими словами, Троцкий развенчал сталинскую легенду об особой роли этого центра, куда был приписан будущий генсек. Все пять товарищей лишь дополняли ВРК, который фактический возглавлял Троцкий. «Ясно, – заключает он, – что Троцкого незачем было вводить вторично в состав той организации, председателем которой он уже состоял. Как трудно, оказывается, задним числом исправлять историю!»{44}
Боюсь, что я утомил читателя обильным цитированием. Ограничусь еще лишь несколькими ссылками. Троцкий в своей книге «Сталинская школа фальсификаций» отводит несколько страниц тем, чьими руками Сталин фальсифицирует историю Октября. Из целой когорты сталинских партийных летописцев он выделяет лишь двоих, лично очень хорошо знакомых ему людей – Ярославского и Луначарского, и показывает читателю, как эти идеологические оруженосцы генсека писали о нем раньше. После революции и Гражданской войны Ярославский писал о Троцком:
«Блестящая литературно-публицистическая деятельность тов. Троцкого составила ему всемирное имя «короля памфлетистов»… Перед нами – глубочайшее дарование… Перед нами глубочайше преданный революции человек, выросший для роли трибуна, с остро отточенным и гибким, как сталь, языком, разящим противников, и пером, пригоршнями художественных перлов рассыпающим богатство мысли»{45}.
Не отставал от него и Луначарский. Прочитайте фрагмент его статьи о Троцком: «Когда Ленин лежал раненый, как мы опасались, смертельно, никто не выразил наших чувств по отношению к нему лучше, чем Троцкий. В страшных бурях мировых событий Троцкий, другой вождь русской революции, вовсе не склонный сентиментальничать, сказал: «Когда подумаешь, что Ленин может умереть, то кажется, что все наши жизни бесполезны, и перестает хотеться жить»{46}.
Руками таких людей переписывалась история. Девять десятых своих фальсификаций Ярославский, пишет Троцкий, «посвящает автору этих строк». А Луначарский умеет писать «и так и этак, выполняя социальный, то бишь секретарский, заказ!». Все эти люди – а их было много, а затем множество – создавали новые мифы, гипноз которых со временем подчинит Сталину и его окружению всю страну. Нельзя не отдать должное Л.Д. Троцкому: он, пожалуй, только он ни на йоту не поступился своими принципами и не согнулся перед Сталиным. Хотя при этом нельзя забывать, что одной из главных причин борьбы явились не столько общеметодологические вопросы большевизма, сколько глубочайшая личная неприязнь друг к другу.