Троцкий. «Демон революции»

Волкогонов Дмитрий Антонович

Но это были не единичные шаги. В один из дней рождения Троцкого Сталин в сопровождении своего заместителя по наркомату Бройдо неожиданно приехал в подмосковное Архангельское, где летом и осенью жила семья Председателя Реввоенсовета. У Троцкого были несколько гостей: Иоффе, Муралов, Раковский и кто-то еще. Сталин, заявившись без приглашения, сунул какой-то сверток с подарком, нескладно произнес несколько банальных фраз, выпил пару рюмок водки… Он заметил: здесь он чужой. Разговор за столом не клеился, был вялым, натянутым, неестественным. Сталин, сославшись на неотложные дела, быстро распрощался с хозяином и гостями и уехал.

Троцкий не ответил взаимностью на «знаки» к сближению со стороны Сталина. Он недооценивал этого человека как политика, а в личном плане тот был ему просто

неинтересен и даже неприятен. Поэтому последовавшее в скором времени внешне незаметное выдвижение Сталина в первые ряды «вождей», особенно когда заболел Ленин, было для Троцкого довольно неожиданным. Хотя вскоре после начала Гражданской войны Троцкий убедился в упорстве Сталина и в его способности в критические моменты действовать решительно и настойчиво. Иногда Троцкий сам предлагал использовать эти качества будущего генсека. Когда в 1919 году стало срываться постановление о партмобилизации, Троцкий обратился в Оргбюро ЦК и к Сталину с просьбой принять «твердые меры» в отношении лиц, легковесно относящихся к решениям высшего партийного органа. «Было бы полезно, – отмечал Троцкий, – если бы тов. Сталин написал в этом духе статью в «Правде»{61}. Со временем он убедится, что у Сталина будет еще больше твердости, когда он начнет долгую и жестокую схватку с ним – вторым человеком в революции.

До кончины Ленина Троцкий где-то в глубине души был уверен, что Политбюро позовет его занять место «главного» вождя. Именно так он позже комментировал ленинское «Письмо к съезду». Троцкий подчеркивал: «Бесспорная цель завещания – облегчить мне руководящую работу. Ленин хочет достигнуть этого, разумеется, с наименьшими личными трениями. Он говорит обо всех с величайшей осторожностью. Он придает оттенок мягкости уничтожающим по существу суждениям. В то же время слишком решительное указание на первое место он смягчает ограничениями»{62}. Троцкий был уверен: Ленин хотел именно ему передать свою власть и лишь смягчал свое «решительное указание» упоминанием о некоторых чертах его характера.

Думаю, здесь один из главных истоков дальнейшей непримиримой борьбы за власть между Сталиным и Троцким: только соперничество и абсолютная неготовность к сотрудничеству. Но последний, похоже, проиграл ее до начала. Конечно, за персональными амбициями, личной непримиримостью, столкновением характеров «выдающихся вождей» стояло нечто более важное. Шла борьба между центристскими и левыми тенденциями в партии. Сталин всегда олицетворял центр, а Троцкий – леваков. Во все времена, когда рушится центр и побеждает левое или правое крыло, это чревато бедами для общества, для государства, для партии. Но здесь произошло неожиданное: Сталин, победив «левую» оппозицию, по сути, взял на вооружение ее радикальную программу и приступил к «революциям сверху». Поэтому, желал того Троцкий или не желал, немало из его методологии (не содержания, а именно методологии) было перехвачено Сталиным и реализовано им в социальной практике.

Хочу заострить внимание читателя вот на каком моменте. Действительно, в последнее время можно встретить утверждение, что Сталин, придя к власти, реализовал программу Троцкого, и если между ними и были принципиальные теоретические расхождения, то лишь по вопросу о судьбах социализма в СССР. На самом деле Сталин и Троцкий со своими сторонниками представляли два разных социальных типа. Одни – прагматики, перешедшие, по выражению Троцкого, «к оседлому образу жизни», желающие построить социализм в одной стране. Другие – «кочевники революции», ее романтики, полные веры в торжество идеалов. И те и другие – приверженцы военного коммунизма. Если Троцкий и его единомышленники хотели вернуться к «ленинскому» военному коммунизму с его большевистским «энтузиазмом», революционной героикой, внутрипартийной демократией (как он ее понимал), активностью рабочего класса, то Сталин и его сторонники ратовали за бюрократическое общество, в котором миллионы бюрократов и партократов обеспечивают свое благополучие путем диктатуры, при которой нет места демократии, где массы являются лишь «винтиками».

Троцкий хотел совместить революционные преобразования в городе и селе с утверждением демократического режима в партии и стране.

Но при «диктатуре одной партии» это было в принципе невозможно. Изначально попытки и стремления вождей революции изменить Россию и весь мир, опираясь на монополию лишь одной политической силы, были обречены на историческую неудачу. Торпедировали социалистическую идею в России сами вожди. Такова одна (не главная!) из причин этой неудачи.

Между Сталиным и Троцким началась почти неприкрытая борьба. При жизни Ленина она носила больше личный характер, была менее связана с «платформами» и позициями, если не считать октябрьского (1923 г.) «бунта» Троцкого. Именно тогда Председатель Реввоенсовета, как об этом говорилось в предыдущем разделе, предъявил счет Сталину за насаждение бюрократического режима в партии. Взаимные упреки, споры продолжались на заседаниях Политбюро, Центрального Комитета. Следовали и мелкие уколы.

По решению ВЦИК, в 1921 году следовало уточнить составы коллегий наркоматов. Для этого наркомы должны были высказать свои соображения. Из канцелярии Троцкого ушла бумага, в которой говорилось, что за последние месяцы Сталин фактически не принимал участия в работе комиссариата{63}.

Троцкий явно не хотел иметь в своей коллегии человека, который «не принимает участия» в ее работе, но в самой констатации факта просматривалось нечто большее: неприятие Сталина как руководителя высшего эшелона.

Ленинское «Письмо к съезду» стало известно обоим «выдающимся вождям» еще до смерти Ленина. «Письмо» их не мирило. Скорее наоборот. Угасающий вождь подчеркнул, что Троцкий, «пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК». В то же время Ленин выражал сомнение в том, что Сталин, сосредоточив «в своих руках необъятную власть», сумеет осторожно ею воспользоваться. Ну а знаменитое добавление Ленина к этому «Письму» от 4 января 1923 года, в котором он предлагал «обдумать способ перемещения Сталина с этого места», вроде бы окончательно решало исход борьбы в пользу Троцкого. Казалось, смещение Сталина с поста предрешено. Повторяю: оба знали о «Письме» до его оглашения делегатам XIII съезда. Троцкий был уверен в «законном» устранении своего главного соперника волей Ленина. Но, как известно, все получилось по-другому. Троцкий, который и до этого в политической борьбе наделал немало ошибок, совсем «размагнитился», ослабил «бдительность», а Сталин, наоборот, продолжал за кулисами активнейшую деятельность по упрочению своего положения. Есть все основания полагать, что распространившееся в высшем партийном эшелоне мнение о «недееспособности» Ленина было инспирировано Сталиным.

В борьбе за власть, соглашался позже сам Троцкий, большой ошибкой было его отсутствие на похоронах Ленина. Как он считал, его дезориентировала телеграмма Сталина:

«Тифлис. Закчека.

Передать немедленно и сообщить, когда вручено. Расшифровать лично Могилевскому или Панкратову. Передать тов. Троцкому. 21 января в 6 часов 50 мин. (18 часов 50 минут. – Д.В. ) скоропостижно скончался тов. Ленин. Смерть последовала от паралича дыхательного центра. Похороны в субботу 26 января.

Сталин .

22 января 1924 г.»{64}

Характерно, что Сталин шифрованную телеграмму передал не в органы Советской власти или в партийный комитет, а в закавказскую чека… Впрочем, и шифровал телеграмму о смерти Ленина чекист Герсон. Уже тогда эта специальная служба особо выделялась вождями в общей структуре родившегося режима.

Троцкий хотел вернуться, телеграфировал об этом в Москву, но за подписью Сталина пришла новая депеша, подтверждавшая: «Похороны состоятся в субботу, не успеете прибыть вовремя. Политбюро считает, что Вам, по состоянию здоровья, необходимо ехать в Сухум. Сталин». Но… похороны состоялись в воскресенье 27 января. Троцкому обманным путем помешали участвовать в траурных событиях огромного политического значения. По сути, Сталин в речи-клятве на II Всесоюзном съезде Советов, открывшемся 26 января, заявил о своих претензиях на роль «защитника» и правоверного ленинца. Троцкий, которого роковое известие застало в Тифлисе, лишь передал по телеграфу в «Правду» коротенькую, но проникновенную статью, где были такие строки: