Трое из Леса. Трилогия
Шрифт:
– Но как же тогда?..
– Оставайся, все расскажу. Про далекий Экзампей – столичный град страшных степняков. Там правит могучий каган – это он имеет орды. Расскажу про витязей, богатырей… Про великого царя, который подчинил себе самого могучего чугайстыря. Велел построить несокрушимую стену вокруг терема, чтобы никто не смог проникнуть. Ни человек, ни зверь, ни упырь, ни бог. Чугайстырь построил. Довольный царь долго осматривал стены, нигде не отыскал слабого места. Но когда захотел выйти…
Она замолчала. Таргитай легонько потормошил ее:
– А дальше?
Она
– Оставайся! Я буду целый год рассказывать тебе кощуны, которых ты никогда не слыхивал. А потом отыщем кощунников из других сел. Не все же погибли?
Она прижималась к нему все теснее, ее губы приоткрылись. Таргитай заглянул в ее глаза, что вдруг стали темными, бездонными, отыскал своими губами ее губы, нежно опустил девушку спиной на землю. Она вздрогнула, закрыла глаза. Ее тонкие белые руки обвились вокруг его шеи.
– Я останусь, – сказал он медленно. – Я останусь, Зарина…
Слабый рассвет падал на ее похудевшее лицо. Она лежала навзничь, не отводя от него взгляда и не пытаясь закрыть свою наготу. Таргитай, наклонившись над ней, с нежностью смотрел на ее худенькое тело, на невысокую грудь с ярко-красными столбиками сосков, измочаленных его поцелуями.
– А твои друзья?
– Если они решат уйти, я все равно останусь. Я уже нашел то, что искал.
Она медленно одевалась, ее руки дрожали. Над головами торопливо пронеслась уродливая тень: летучая мышь торопилась вернуться в нору. В светлеющем небе медленно проступали белые облачка.
– Мы отстроим деревню, – сказал он убежденно.
– Деревню? – повторила она. – Ах да, от слова «дерево». Мы говорим: весь… Да, снова заселим. Олег говорил, что вы, невры, оставляете только самых здоровых детей, самых крепких, а мы, поляне, каждому ребенку рады. Нет, Тарх, не потому, что вы злые, а мы добрые! Просто землепашцы могут прокормить всех, Олег вчера говорил правду. У нас с тобой будет двадцать детей, и все двадцать будут жить, играть, помогать нам в хозяйстве…
Он даже зажмурился от счастья, представив себе множество маленьких таргитаев. Зарина поднялась с земли, глаза ее сияли. Рука об руку они пошли обратно к далекой землянке.
– Эти степняки пришли недавно, – сказала она. – До них были торки. Те налетали малыми отрядами, пользуясь, что мужики в поле… Пока мужики хватают секиры, бегут со всех ног к селу – торки уже выскакивают из хат, на лошадей да ходу!.. А бабы уже наловчились: едва торки врываются в село, они бьют горшки, распарывают подушки, чтобы перья по всей хате, а сами прячутся… Заскочит торк, видит: кто-то успел раньше, пограбил! Выскакивает, бежит в другую хату.
– О боги, – вздохнул он, пораженный не столько жестокостью жизни, сколько покорностью полян, привыкаемостью.
– В позапрошлом году мои мама и братишка сгинули, – продолжала она безнадежным голосом. – Мамка и горшок разбила, и перья пустила, а сама залезла под лавку. Ивашика еще раньше сунула в подпол. Торк забежал в хату, глядь: опять раньше его поспели! Ругнулся, уже повернулся уходить, как увидел на столе луковицу. Схватил, откусил, голодный был. Скривился, слезы из глаз! Говорит: «Какой кислый пастернак! Какой дурень такой ест?» Шасть на порог, а маманя не утерпела, крикнула: «Сам ты дурень! То не пастернак, а цыбуля!» Ну, торк и выволок ее. Она в слезы: «Ой, Ивашка, из-за моего дурного языка и ты сгинешь в подполье!» Так торк и увел обоих…
Голос прервался. Таргитай погладил ее по голове, толкнул дверь землянки. Степан и Снежана спали, обнявшись, на куче тряпья, девочки посапывали возле очага. Олег сидел за столом, читал книгу. Перед ним горела лучина, а на полу валялось множество огарков. Лицо волхва было бледное, осунувшееся, но глаза радостно блестели.
– Доброе утро, – сказал Таргитай. – Ты не ложился? А где Мрак?
– Мрак… Мрак пробует новый лук. Нашел в развалинах. Натянул тетиву, настрогал стрел… Что-то вы какие-то странные. Случилось что?
– Я остаюсь с полянами, – сказал Таргитай. Он прямо взглянул волхву в глаза. – Что бы ты ни сказал, что бы ни сказал Мрак, я остаюсь. Теперь это мое племя.
Мрак стоял с луком в руках. В полусотне шагов он прислонил к развалинам очага уцелевшую дверь. Четыре стрелы уже торчали в самой середке, Мрак неспешно целился, опускал лук, подтягивал тетиву, снова накладывал стрелу.
Таргитай и Олег зашли сзади, Таргитай с удивлением смотрел на лук. В Лесу это были простые толстые прутья в рост человека, за оба конца цепляешь прочную жилу, вот и готов лук. А этот вдвое короче, из костяных пластин, скрепленных штырями, железными зажимами, проволокой. Мрак с удовольствием щелкнул ногтем по тетиве, та загудела, как комар. Такую не всякий натянет!
– Видали? – спросил он. – Не полянский лук! Из такого удобно с коня стрелять. Можно на полном скаку, кто умеет.
Олег обошел Мрака со всех сторон, сказал уважительно:
– Кто-то ссадил с коня не просто всадника! Как только бросили такое сокровище?
– Завалило обломками. Тетива сгорела. Вы мне зубы не заговаривайте! Становитесь, буду учить стрелять.
Он кивнул на два десятка стрел, аккуратно разложенных рядком. У всех блестели остро заточенные наконечники. Мрак хмуро улыбался, но лицо его осунулось, глаза ввалились. Таргитай вдруг даже качнулся от чувства глубокой вины: оборотень держится из последних сил, не дает волку в себе взять верх, старается довести его с Олегом до людей, успеть пристроить!
Олег ринулся к двери, кое-как выдернул стрелы. Непривычно тяжелые наконечники оттягивали ладони. Он потрогал один пальцем, там сразу выступила алая кровь: Мрак заточил края, как иглы.
– Я первый! – сказал Таргитай.
Мрак поднял брови, потрогал Таргитаю лоб. Таргитай смотрел чистыми честными глазами. Удивляясь неожиданной прыти лодыря, Мрак сунул Таргитаю лук, поставил ему ноги на ширину плеч, выпятил левую руку, в правую дал стрелу.
– Вон та дверь, видишь? Попади в среднюю доску.