Трое из Леса. Трилогия
Шрифт:
– Только победа? – переспросил Мрак. Он перестал хлебать борщ, отодвинул пустую миску. Рядом с Мраком ерзал Олег, отводил глаза, тоже не верил.
– Да поверьте же! – вскрикнул Степан. Голос его задрожал, повязка на голове начала темнеть, проступила свежая кровь. – Мы мирные, но при первых же набегах мы сели на коней, взяли секиры, выехали навстречь. Степняки испужались, кинулись наутек. Ну, нам все понятно, ведь мы покрепче, каждый из нас троих степняков стоит, хоть мы и мирные земледельцы… Придержали коней, негоже бить в спину. Глядь, они снова скачут на нас! Добро, думаем, померимся удалью… Ударили на них, но степняки в последний момент опять повернули наутек. Так трижды, пока наши не осерчали вконец. Дерись, мол, или удирай совсем! Погнались за ними, вот-вот догоним, секиры повесили за спины, негоже бить убегающих. Но в руки взяли плетки, надо же проучить?.. Вдруг откуда ни возьмись степняки! Закидали стрелами, ударили в спину, накинули арканы. Мы и пикнуть не успели, как всех повязали. Кто не погиб, конечно. Ты не поверишь, но нас били в спину, били лежащих, били раненых, разоруженных… Сам видел, как у моего кума из руки выскользнула секира, так степняк тут же разрубил ему голову!
Мрак громыхнул кулаком по столу, едва не проломив крышку:
– Не может такого быть!
– Сам бы не поверил. На моих глазах было, клянусь Родом. Я лежал рядом, конем придавленный, весь в крови, потому меня и не тронули. Не дал подобрать секиру, убил разоруженного. Еще и ухмыльнулся, злодей!
– Не может того быть, – повторил Мрак, но в его голосе не было убежденности. На него скорбно смотрели Снежана и Зарина, в их глазах блестели слезы.
Степан повернулся снова к Мраку, протянул к нему через стол жилистые руки:
– Мы разные! У нас боги разные, они нам дали разные заповеди. Мы ценим добрый удар, молодецкую схватку. Нам не так важна победа, нам важнее доброе имя, честь, слава!.. А для них победа – все. Ради победы на любую гнусность решатся, в любой грязи изваляются, любую низость сотворят, даже на подлый удар ниже пояса пойдут…
Он покачнулся, медленно сполз на пол. Мрак перегнулся через стол, но перехватить не успел. Женщины с плачем принялись разматывать набухшие от крови тряпицы.
Два дня невры помогали уцелевшим подниматься на ноги. В землянку сносили домашние колбасы, которые так понравились Таргитаю, Олег больше интересовался перцем, огородными травами, пытаясь приспособить для волхвования.
Мрак заново перерыл пепелище, побывал в погребах, подвалах, переворошил засеки. К концу третьего дня в углу землянки скопилась куча все еще непонятного неврам железа. Два ножа, выщербленная секира, груда странных железяк – Степан назвал их подковами, – пригоршня ржавой мелочи, именуемой гвоздями.
– Секиру можно наточить, – сказал Степан задумчиво, – хотя лезвие маловато… А вот остальное железо пока ни к чему. Коня нет, подковывать кого? Тебя разве? Да и гвоздями что сколачивать… Была бы кузня в порядке, отковал бы добрую секиру…
Олег насторожился, спросил быстро:
– Кузня?.. Отковать? Ты не волхв случаем?
Степан устало отмахнулся:
– Нет. То в старое время кузнецы были чародеями. Тогда их звали ковалями. А теперь умеют все.
– Даже ты?
– А что хитрого? Был подмастерьем, мехи качал. Два года молотом стучал. Приходилось и первого замещать… Если хочешь, помоги поднять кузню, а я за службу… да и за все-все…
– За что это «все-все»?
– Да не появись вы трое… словом, такую секиру скую из этого железа… какой ты, лесной человек, в жисть не видывал!
Мрак отстранил волхва, бросил сурово:
– По секирам я – главный волхв. Пойдем, помогу сам.
Кузня, на удивление Мрака, сохранилась почти в целости. Сгорела крыша, стены, но наковальня стояла на месте. В пепле Степан отыскал два тяжелых валуна из этого странного камня, вытесал и вставил в дыры новенькие ручки, расклинил, бросил в воду, чтобы разбухли. Иначе соскочит, убьет мастера.
– Что собака из кузни сопрет? – сказал Степан. – А железа у степняков и своего хватает. Они умеют ковать и топоры, и акинаки, и клевцы… Не знаешь, что это? Чистейшие души живут в Лесу, как погляжу.
Помогали и Таргитай с Олегом, но наскоками. Каждый шарил в развалинах, искал свое. Таргитай отыскал три свирели, две уже раздавленные сапогами Мрака, Олег наконец-то наткнулся на остатки жилища местного волхва…
Весь день Степан с Мраком готовили мехи, таскали дрова, железо. Потом Степан разжег огонь, велел Мраку дергать за деревянные ручки, что торчали из мешка, сшитого из воловьей шкуры.
Мрак подергал, воздух подул в печь, пламя заревело. Железная мелочь начала нагреваться, краснеть. Когда стала цвета поспевающей малины, Степан выхватил длинными железными клещами, бросил на плоскую наковальню, ударил тяжелым молотком.
Не веря глазам, Мрак наблюдал за послушным железом, которое только что было тверже камня. А Степан деловито сковал подковы и гвозди вместе, снова бросил на горящие угли, разогрел, вытащил, сплющил снова. Когда получился толстый прут, Степан свернул его винтом, снова расплющил, затем только начал бить осторожно, с оттяжкой, делая один край тонким, острым.
Мрак посматривал на Степана с растущим уважением. Мужичонка худой, заморенный, руки и шея тонкие, а какие чудеса творит. Не зря в старое время ковалей за чародеев почитали. Да и сейчас, наверное, не всякий сумеет такому обучиться. А Степан, бесхитростная душа, не таит секреты, выкладывает. Мол, огонь не гаснет, даже не уменьшится, если от него зажгутся другие огни!
Потом Степан проделал дыру для деревянной рукояти, швырнул раскаленный обух в бочку с водой. Страшно зашипело, взвилось облако пара. Мрак отпрянул в испуге.
– Пусть закалится, – пояснил Степан. – Остынет, будет добрая секира.
Мрак жадно ходил возле бочки, как кот вокруг кувшина с молоком. Наконец вытащил, обжигаясь, перебросил с ладони на ладонь тяжелый, но уже оформленный брусок железа. На обухе Степан загнул крюк, а лезвие оттянул по краям. Если насадить на длинную рукоять, то можно рубить сплеча, можно пырнуть, как копьем, можно зацепить крюком…
Едва Степан насадил оружие на рукоять, Мрак почти силой выдернул из рук полянина теперь уже свою секиру. По телу пробежала непонятная дрожь – странно-ликующая. В мышцы словно бы влилась неведомая мощь, а вместо крови заструился кипящий отвар волхвов. Сердце бухало часто, ликующе.
Он стиснул рукоять, медленно поднял секиру. Неведомая сила распирала грудь. Едва удержался, чтобы не подпрыгнуть, как дурной Таргитай, не сечь чародейским оружием во все стороны. Даже сожалеюще поискал глазами: ни упырей, ни леших, а бера развалил бы пополам с одного замаха!