Трое из навигацкой школы
Шрифт:
— Припомни точную дату, — следователь спрашивал с полным добродушием и сочувствием Александру.
— Да вам не хуже моего эта дата известна. Первое августа. И Александр рассказал, как он увидел подле дома Анастасии носатого господина. Прибыл он в карете, но к дому не подъехал, карету оставил за углом. Александр заново переживал волнения той ночи и вдруг, вслушиваясь в собственный голос, удивился новой мысли, пришедшей в голову. Удивился, испугался до помертвения, словно ледяной рукой кто-то схватил за сердце, сжал его. Почему он так уверен, что
Следователь трижды повторил очередной запрос и, видя, что Белов молчит и смотрит на него невидящими глазами, встал и потряс юношу за плечо.
— Один ли был сей господин или вкупе с другими? — шептал писец, эхом повторяя вопрос следователя.
Теперь Александр стал очень осмотрителен в ответах. Больше он ничего не видел… Нет, было темно… Нет, он не помнит, какая карета.
Когда допрос кончился, Александр пришел к выводу, что место пребывания Анастасии Ягужинской следственной комиссии не известно, следователь же утвердился во мнении, что молодой человек неглуп, сдержан, а потому, конечно, оставил за пазухой кой-какие сведения, о которых его стоит спросить еще раз.
Следователь ушел, оставив на столе опросные листы. В комнату входили какие-то люди, топтались у порога, о чем-то невнятно разговаривали и исчезали незаметно. Вернулся Треплев и застыл подле Александра, карауля каждый его жест. Александр сидел, не поднимая головы, и безучастно наблюдал за руками, которые деловито перебирали опросные листы. На указательном пальце ухоженной красивой руки плотно сидел перстень с черным камнем.
«Где я видел этот перстень? — думал Александр. — Совсем недавно видел. При чем здесь перстень? Важно другое. Что со мной делать будут. Неужели отведут в крепость? А перстень, наверное, служит печатью. На черном камне вырезан череп. Где я его видел?»
Указательный палец двигался по бумаге: вопрос — ответ, вопрос — ответ…
— Подпишись, Белов.
Александр поднял голову и встретился с прищуренными глазами Василия Лядащева. Белов так и подался вперед, но Лядащев чуть заметно мотнул головой. Жест этот мог обозначать только одно:
«Мы не знакомы, курсант!» Александр взял перо и стал, не читая, подписывать опросные листы.
— И еще здесь…
В бумаге было написано, что «под опасением смертной казни» курсант Белов обязан хранить в тайне все, о чем был допрашиваем. Когда с подписями было покончено, Лядащев собрал бумаги и, не взглянув на Александра, вышел.
«Он мне поможет выбраться отсюда, — как заклинание, мысленно шептал Белов. — Он не может мне не помочь».
Еще час просидел Александр в обществе бдительного Треплева. Потом явился тот первый, лохматый, вернул кошелек и носовой платок. Отцовскую книгу он запер в стол, сказав, что она конфискована.
В последней бумаге, которую лохматый торопливо и с видимым раздражением подсунул Александру на подпись, говорилось, что курсант Белов «под опасением смертной казни» не должен оставлять Петербург и неотлучно находиться в доме чиновника Друбарева на Малой Морской улице.
Быстрым освобождением своим Александр был обязан следующей беседе:
— Как попал сюда этот мальчишка? — Лядащев говорил как всегда небрежно, словно между прочим.
— Пришел с рекомендательным письмом к графу. Не думаю, чтобы он был порученцем Лопухиных.
— Так отпусти его. Мы и так за последнее время столько набрали ненужного народу, что родственники вопли подняли. Вся канцелярия завалена жалобными письмами на высочайшее имя.
— Списки при мальчишке интересные обнаружили.
— Ну и оставь себе эти списки, а мальчишку выпусти. Очутившись на улице, Александр дошел до речки Фонтанки, лег в тени пыльного клена и закрыл глаза. Допрос его совершенно измучил.
20
В четверг в назначенный день дуэлянты собрались у храма Святого Андрея.
— Рад тебя видеть, — сказал Лядашев вместо приветствия.
— Спасибо вам, — начал Белов, но Лядащев опять, как в гостиной графа Путятина, мотнул головой, и Белов умолк.
Ждали Вениаминова, он задерживался, но это никого не удивляло. Ночное дежурство во дворце могло сулить всякие неожиданности.
Ягупов на этот раз был благодушен, как-то даже залихватски беспечен. Он расхаживал вдоль чугунной ограды, шумно восхищался погодой, «красавицей Невой» и «прелестным лазурным небом». Легкий сивушный дух тянулся за ним, как шлейф бального платья.
— Уже набрался, — ворчал Бекетов.
— Одна маленькая бутылка в отличной компании…
— Где ты нашел ее с утра, компанию-то?
— Отчего ж с утра? — вмешался, подходя, Вениаминов. — Он пьянствовал всю ночь.
— Как это беспечно — накануне дуэли, — не удержался Александр.
— Дуэли… Ах ты, фухры-мухры! Уж не трусите ли вы, юноша? Александр обидчиво вскинул голову, но Ягупов миролюбиво рассмеялся, обнял Белова за плечи и прошептал на ухо:
— Я уж Ваську простил давно, а ему и вовсе на меня обижаться не за что. Но ты никому не говори, ду-э-эль ведь!
— Господа, все в сборе. Пошли, — сказал Лядащев. — Лодка у Биржи. Грести будем сами.
Лядащев сел за руль, остальные на весла, и лодка медленно поплыла вдоль пеньковых складов, обходя высокие парусники, струги с красными флагами и прытко снующие рябики. На корме лодки позвякивали бутылочки, торчали дула ружей, замаскированных сумками с провизией. Кто-то прихватил дыню, и она перекатывалась по дну лодки, распространяя легкий аромат.
Драться решили до первой крови и больше к этой теме не возвращались. Видно было, что предстоящая охота и пикник занимают всех несравненно больше, чем бой во славу дворянской чести.