Трое на велосипедах
Шрифт:
Переночевали мы в Олдборо, а на следующий день были уже у Ярмуте. Тут нам пришлось расстаться: им надо было ехать - и я решил отказаться от яхты. Ранним утром на пляже мы пустили с молотка всю провизию. Я понес убытки, но мысль, что удалось насолить капитану Гойлизу, утешала. Я оставил "Гончую" на попечение какого-то местного морехода, который взялся за пару соверенов доставить ее в Хардвидж. Кто знает, может, и бывают яхты не такие, как "Гончая", может, и встречаются шкиперы, не похожие на мистера Гойлиза, но тот печальный опыт породил у меня стойкое отвращение как к первым, так и к последним.
Джордж также считал, что с яхтами много возни. Предложение
– А что если спуститься по Темзе?
– сказал Гаррис.
– Когда-то мы славно провели там время.
Джордж молча затянулся сигарой; я расколол еще один орех.
– Темза уже не та, что в былые времена, - сказал я,не знаю, в чем дело, но что-то явно не так, какая-то сырость; у меня начинается кашель.
– Да и со мной творится что-то неладное, - подхватил Джордж.
– Не могу спать у реки, хоть убей. Весной я целую неделю жил у Джо, так каждую ночь просыпался в семь, и дальше сон уже не шел.
– Оставим и это предложение без последствий, - продолжил Гаррис.
– Мне река тоже не по душе - разыгрывается подагра.
– Мне полезен горный воздух, - сказал я.
– Как насчет похода по Шотландии?
– В Шотландии сыро, - сказал Джордж.
– В позапрошлом году я был в Шотландии три недели и три недели не просыхал... не в том смысле, конечно.
– Хорошо бы съездить в Швейцарию, - предложил Гаррис.
– И не мечтай. Одних нас в Швейцарию ни за что не отпустят, - остудил его я.
– Помните, как вышло в прошлый раз? Нам нужно найти такие условия, в которых чахнут нежные женские и детские организмы, найти такую страну, где дороги плохи, а гостиницы отвратительны, где нет никаких удобств и нужно работать ногами. Возможно, придется и голодать...
– Полегче на поворотах!
– закричал Джордж.
– Полегче! Не забывайте, я ведь тоже еду.
– Идея!
– воскликнул Гаррис.
– Велопробег! Путешествие на велосипедах!
Лицо Джорджа выражало колебания.
– Когда едешь на велосипеде, то дорога всегда идет в гору, - сказал он.
– И ветер дует в лицо.
– Но бывают и спуски, и попутный ветер, - сказал Гаррис.
– Что-то я этого не замечал, - возразил Джордж.
– Лучше велосипеда ничего не придумаешь, - убеждал Гаррис.
Я был склонен разделить его восторги.
– И я вам скажу, куда мы отправимся, - продолжал он, - в Шварцвальд.
– Но это же сплошной подъем!
– воскликнул Джордж.
– Не совсем, - возразил Гаррис, - скажем, на две трети. И вы забываете об одном.
Он опасливо огляделся и зашептал.
– В горы проложена железная колея, а по ней ходят такие вагончики с зубчатыми колесиками...
Тут отворилась дверь и появилась миссис Гаррис. Она сказала, что Этельберта уже надевает шляпку, а Мюриэль, так нас и не дождавшись, представила публике "Сумасшедшее чаепитие".
– Клуб, завтра, четыре, - прошипел мне на ухо Гаррис, я передал информацию Джорджу, и мы пошли наверх.
ГЛАВА II
Деликатное дело.
– Что могла бы сказать Этельберта.
– Что она сказала.
– Что сказала миссис Гаррис.
– Что мы сказали Джорджу.
– Выезд назначен на среду.
– Джордж предоставляет нам возможность расширить кругозор.
– Наши с Гаррисам сомнения.
– Кто на тандеме работает больше?
– Мнение на этот счет сидящего спереди.
– Что думает сидящий сзади.
– Как Гаррис потерял свою жену.
– Вопрос о багаже.
– Премудрость покойного дядюшки Поджера.
– Начало истории о человеке с сумкой
С Этельбертой я решил объясниться в тот же вечер. Для начала я сделаю вид, что неважно себя чувствую. Суть в том, что Этельберта это должна заметить. Я с ней соглашусь и объясню все переутомлением. Затем я непринужденно переведу разговор на состояние моего здоровья в целом: станет очевидной необходимость принять энергичные и безотлагательные меры. Я даже полагал возможным, проявив известный такт, повернуть дело так, что Этельберта сама предложит мне съездить куда-нибудь. Я представлял, как она говорит: "Нет, дорогой, тебе необходимо переменить обстановку. Не спорь со мной, тебе надо уехать куда-нибудь на месяц. Нет, и не проси, с тобой я не поеду. Тебе нужно побыть с другими людьми. Попробуй уговорить Джорджа и Гарриса - может, они согласятся поехать с тобой. Поверь мне, при твоей работе отдых просто необходим. Постарайся на время забыть, что детям нужны уроки музыки, ботинки, велосипеды, настойка ревеня три раза в день. Постарайся не думать, что на свете есть кухарки, обойщики, соседские собаки и счета от мясника. Есть еще на свете потаенные уголки, где все ново и незнакомо, где твой утомленный мозг обретет покой, где тебя осенят новые мысли. Поезжай туда, а я за это время успею соскучиться по тебе, по достоинству оценю твою доброту и преданность, а то я начинаю забывать о них - ведь человек, привыкая, перестает замечать сияние солнца и красоту луны. Поезжай и возвращайся отдохнувшим душой и телом, еще лучшим и умнее, чем сейчас".
Но даже если наши желания и сбываются, то подается это совсем под другим соусом. С самого начала все пошло прахом: Этельберта не заметила, что я неважно себя чувствую; пришлось обратить на это ее внимание.
– Извини, дорогая, мне что-то нездоровится.
– Да? А я ничего и не заметила. Что с тобой?
– Сам не знаю, - ответил я.
– Боюсь, это надолго.
– Это все виски, - решила Этельберта.
– Ты обычно не пьешь, только у Гаррисов. От виски тебе всегда плохо.
– Виски тут ни при чем, - заметил я.
– Надо смотреть глубже. По-моему, мой недуг скорее душевный, чем телесный.
– Ты опять начитался критических статей, - сказала Этельберта.
– Почему бы тебе не послушать моего совета и бросить их в огонь?
– И статьи здесь ни при чем. За последнее время мне попалась пара весьма лестных отзывов.
– Так в чем же дело?
– спросила Этельберта.
– Ведь должна же быть какая-то причина!
– Нет, - ответил я, - в том-то все и дело, что причины нет. Одно лишь могу сказать: в последнее время мною овладело странное чувство беспокойства.
– Этельберта посмотрела на меня с любопытством, но ничего не сказала, и я продолжил: - Это утомительное однообразие жизни, эта сплошная череда тихих, безоблачных дней) способны вселить беспокойство в кого угодно.
– Нашел, на что жаловаться, - сказала Этельберта.
– Кто знает, наступят пасмурные дни, и не думаю, что они) придутся нам по душе.
– А я в этом не так уж и уверен, - ответил я.
– В жизни, наполненной одними лишь радостями, даже боль, представь себе, может явиться желанным разнообразием. Я иногда задумываюсь, не считают ли святые в раю полнейшую безмятежность своего существования тяжким бременем. По мне, вечное блаженство, не прерываемое ни одной контрастной нотой, способно свести с ума. Возможно, я странный человек, порой я сам себя с трудом понимаю. Бывают моменты, - добавил я, - когда я себя ненавижу.